К тому времени Лена уже успела отдать Олегу свой паспорт – для оформления заграничного, – и однажды увидела его лежащим на полке рядом с паспортом Олега, затянутым в элегантную черную кожу. С замирающим сердцем, пока «лапочка и сладкий» заваривал чай на кухне, Лена заглянула в эту сакральную книжку каждого соотечественника, и самые главные в ней страницы для Лены приветствовали ее своей незапятнанной первозданной чистотой серовато-голубоватых строчек. Он не врал ей, что не женат.
«…Лучше бы смотрела, нет ли там отметки о судимости… – Алина испытующе изучала восторженный лик Лены, и добавляла: – А еще паспорт можно как бы „потерять“ и оформить новый… без всяких там „отметок“… с его деньгами еще и не такое можно устроить».
Ну что с нее взять. Она же не понимает.
«Это у тебя как болезнь, – говорила Алина. – Горячка. Нервная. Нервная горячка. Горячка нервная.»
«Любовь – высокая болезнь», – парировала Лена. На мгновение она казалась себе очень умной и возвышенной, но тут же испытывала легкий укол тревоги – а так ли уж все безоблачно? Подруга же никогда ей не врет. И не ревнует, это уж точно. Но она гнала это чувство, гнала от себя; она счастлива, а Алина просто не знает, что это такое – любить, она всегда такая трезвомыслящая, спокойная, уравновешенная, холодная… Она не влюблена.
«Я тебя люблю». Лена нежно заглядывала в черные, еще неуспокоенные глаза, ловила и пила всем сердцем еще горячий, страстный взгляд, только слегка подернутый пеплом любовной пресыщенности. Олег молча улыбался ей. И целовал ее. Говорил ей – нежно и убедительно: «Кукла ты моя. Куколка» – и снова целовал.
Лена думала, что такое его сопротивление лирическим признаниям – следствие независимого характера. «Не иначе, как он думает, что за его признанием в любви, обязательно должно последовать предложение жениться… Ну что с него взять… старый холостяк…»
Но в остальном Олег сделался вдруг разговорчив:
«Правильно делаешь, что мало пьешь. Бабе спиться – как не фиг делать…»
«Вот скажи мне – на фига бабе вообще работать? черта ли так горбатишься, работай поменьше… не хочу, чтобы ты устала…»
«Платье – в кайф, а где плащ? Да насрать что лето, в Питере не лето, а отстой…».
«Кофта – зашибись. Ну, блузка… Ты чудо…»
«Незабудка ты. Красотка…»
«Как тебе платье идет… и без платья идет. Да тебе все идет».
«Это где ж такие попки делают? И ножки? В спортзале? Не гони, не может этого быть…»
«Белокурая, зеленоглазая… принцесса моя…»
«Курить запрещено. И матом не ругайся, слышь, а то выдеру».
Он по-прежнему ничего о себе не рассказывал.
…И однажды, еще не отойдя от жаркой любовной схватки, вся в поту, не успев толком отдышаться, Лена выпаливает:
– Хочу за тебя замуж, детей от тебя хочу, двоих как минимум… я так тебя люблю, скажи мне, скажи…
И он, тоже весь еще покрытый испариной, крепко обнимает ее, смотрит с нежностью. Опять это, опять этот взгляд как на малолетнюю, с досадой думает Лена… Опять он отмолчится?
– Детей… – Он вздыхает, целуя ее в висок, вдыхает запах ее волос, – да хоть прям щас, в сортир только схожу, ненадолго, и – вперед, давай делать…
Лена хихикает.
– А «взамуж»?
– А взамуж… – Он умолкает. – Привык я один. Мне так легче. Проще. И – все равно так уже и случилось. Что не женился никогда. Мне лет-то уже много.
– Да какое там! – досадливо мотает она головой. – И в пятьдесят люди женятся и детей рожают.
– Ну, так это они уже – не первый раз, правильно? – рассудительно замечает Олег. – Кто у тебя в таких знакомых?
