Смирившись с неизбежностью, я шёл на плаху c полным смирением в которое упало две капли: отчаяния и позитива.
Немного приподнял угасшее настроение мой школьный охранник Фекрет.
–Эй, биздэльник! Пришёл учиться?
–Хуже. Слушать как меня отчитывают.
–Ну удачи, Аликсэндр!
–И у вас, чтоб стоял.
Все удивляются тому, как мне удалось выстроить с ним приятельские отношения (я единственный имею возможность выбегать во время урока до первой бургерной). Я ничего такого и не делал, чтоб заслужить его расположение: обсуждал с ним наших девченок и парней, подгонял конфеты на праздники, всегда (через силу) выслушивал его сопли про семью. Он своей открытостью и искренностью грел моё горячее и пьяное сердце. Такой простой и незазнавшийся. Смешной акцент подкупал.
Улыбнувшись в ответ Фекрету, я пошёл налево.
Как и было оговорено, я пришёл к Алле Алексеевне, чтобы выяснить причину своего возможного исключения.
-Здравствуйте, что произошло?
–Туманов, ты издеваешься?! – нервно закричала она. -Сколько раз я тебе говорила о запрете на распитие алкоголя в гимназии? Сколько раз делала замечания? Почему ты такой тупой?
Она немного снижает интонацию. -И я и Ирина Геннадьевна уже устали от твоих выходок. Мы не намерены это больше терпеть. У нас образцовая гимназия! Ты только позоришь свой коллектив.
Всё-таки те школьники настучали на нас учителям. Накрыли крышкой!
–Алла Алексеева, признаю! – чётко смотрю на неё, свожу эмоции к минимуму. -Я пил, но… Не по своей желанию. Меня заставили!
–Что значит заставили, Туманов?! Ты из меня дуру не делай! – вскипает ещё сильнее она.
Иду ва-банк.
–Рикхард меня понудил. Сказал, что если я нервничаю, то это лучшее средство. Я без своей воли подчинился. Совершил ошибку…
–С ним я разберусь. Но мы сейчас о тебе говорим! Что ты как маленький ведёшь себя, Александр? Тебе 17 лет совсем скоро исполнится! Ты должен уже самостоятельно за свои поступки отвечать.
–Простите меня, пожалуйста. Я правда не специально…
Образовалась тишина. Я её прервал.
–Только никому не…
–Сегодня позвоню твоей матери и поговорю с ней, чтоб она приняла меры. Ты же понимаешь, что находишься сейчас на волоске?
–Я понимаю и хочу сказать, что очень сильно нацелен не учёбу. Это всего лишь слова, но я буду подтверждать их делом, стараться. Стремиться к хорошей сдаче ЕГЭ!
–Приятно слышать, но…
–Я честно вам говорю, – перебиваю её. -Это единичный случай. Такого больше не повториться. У меня есть цель – сдать экзамены. И я буду ей следовать!
–Ну, Туманов, если ты говоришь правду, – она внимательно посмотрела на меня. -Дам тебе шанс, не буду говорить директрисе. Но учти, это был последний раз. Ты сейчас будешь под особым контролем. Любая провинность будет стоить тебе исключения из гимназии, и мама тебе не поможет. Ты меня понял?
–Понял. Я это осознаю и буду исправляться. Думать, а потом делать.
–Хорошо, иди учись.
–А документы мои? Вы их обратно отнесли?
–Не беспокойся, они лежат, где надо.
–Хорошо, спасибо вам, Алла Алексеевна, я вас не подведу.
–Постарайся.
Я поскорей выбежал, чтобы выдохнуть все наполняющие меня чувства. Внутри всё сдавливало от ненависти к самому себе. Горький и вязкий ком в горле всё сильнее не давал душе вздохнуть. Казалось, ещё немного и он прокатиться по всей её глади, обжигая и причиняя лишнюю, травмирующую боль. Я не мог описать своего поступка, стоял и клял себя за сказанное.
Что это было? Ложь во имя спасения? Или я просто сказал то, что она хотела услышать? Но если бы у этого диалога было другое настроение и настоящий «Я»? Лучше не думать об этом, а попытаться разобрать уже действующую как 10 минут новую данность…
