В чистом весеннем воздухе стоял лязг металла и запах крови.
Со стороны луга на меня неслись ещё двое, и некогда было раздумывать: тело само вспоминало все движения и хитрости, которым обучал наставник. Я наносил удары и вовремя уворачивался. Кажется, убил одного – я не мог сказать наверняка, ведь другой всё наступал и наступал, а я всё отражал и отражал его удары, словно небожители согласились меня защитить. Длинные мечи схлестнулись над нашими головами, и в этот момент враг выхватил короткий клинок и с рыком воткнул его мне в бок.
Острая боль, какой я не испытывал прежде, пронзила тело. Крик, подобный птичьему, вырвался из горла, но усилием воли я заставил себя не упасть на колени. Бой продолжался. Противник превосходил меня силой, он снова и снова наносил точные, жестокие удары. Словно из ниоткуда рядом возник мой наставник. Его грудь и плечи утыкали стрелы, он едва стоял на ногах, но взялся меня защитить. Его руки тяжело поднимались и опускались, казалось, учитель вот-вот выронит меч, и тем не менее сражался он невероятно искусно. Я пошатнулся и не удержался на ногах, чувствуя, как слёзы снова застилают глаза.
Наставник слишком ослаб и проигрывал. Враг торжествующе занёс над ним оба клинка – и тогда я с криком ринулся вперёд. В момент, когда лезвие пронзило сердце учителя, мой меч плавно скользнул между рёбер врага, не встретив преград, и мы трое рухнули наземь едва живой кучей. Но я понимал, что не могу лежать здесь на земле: восточное войско скоро примется прочёсывать лес.
Я прислушался и, пока не звучало рядом шагов, отполз от двух мёртвых тел. Бросил свой длинный меч, взял кинжал врага, оглянулся – никого – и быстро, насколько позволяла рана в боку, зашагал прочь.
Кривые ветви невысоких сосен обдирали лицо, то и дело норовя выколоть глаз. Толстый ковёр хвои под ногами заглушал шаги. Я надеялся, что меня не заметят. Сквозь латы проступала кровь, нужна была перевязка, но я не смел останавливаться. Постепенно дикий лес сменился плодовым садом. Я узнал могучие грушевые деревья. Здесь могли жить крестьяне, подчинявшиеся моему отцу. Они бы спрятали меня ненадолго.
Я продолжал идти, но не встретил ни одной живой души. Из последних сил достиг полуразрушенного каменного здания, забрался туда и тяжело сел, привалившись спиной к стене, а потом и вовсе сполз наземь. Сердце ныло от жалости к самому себе и предвкушения смерти.
Металлический привкус на языке, опухшие глаза, растрёпанные волосы, изорванная одежда – какой некрасивый финал для младшего сына Небесного Тигра. Было стыдно перед отцом и старшим братом, но одновременно спокойно: скоро я увижу мать, и, возможно, мы переродимся вместе. Я ведь так любил её. Её образ утешал и в смерти.
Не знаю, сколько я пролежал так. Солнце обходило меня полукругом. Вероятно, иногда я терял сознание, когда приходил в себя, думал: если найдут враги – стану лёгкой и жалкой добычей. А если не найдут свои до заката – замёрзну здесь. Ведь настоящая сочная весна на северные земли приходит поздно: пока ещё ночью лужи сковывает тонкий лёд, а воздух так свеж, что кажется, будто им можно напиться. Подумав о воде, я почувствовал, что раскалённый распухший язык прилип к нёбу и едва шевелится, будто полудохлая рыба. Небо окрасилось розовым, как цветки морозостойких магнолий, что распускались в нашем саду в это время года. Хотел бы я перед смертью ещё разок взглянуть на родной замок, где провёл б
