Можно все спланировать пограмотнее. Так, чтобы со мной никто не связал.
Разумеется — я планирую обнародовать “промысел” Ивановой. Выйдет хорошая месть для зарвавшейся стервозной дряни, возомнившей о себе невесть что.
У нас крупный, известный вуз. Студентка-стриптизерша для наших старых зашоренных хрычей в ученом совете — как красная тряпка перед носом дикого быка, выращенного для корриды. Или как жирное нефтяное пятно на безупречной университетской репутации.
Девчонку быстро сольют, а я наконец смогу дышать спокойно.
Эти мысли оказываются практически живительным эликсиром. И смаковать его по капле в предчувствии двух последних пар, и во время них, когда мне приходится поворачиваться лицом к курсу гребаной Ивановой, видеть её саму — бледно-зеленую от недосыпа, смотрящую на меня маленьким затравленным зверьком. Ну, все-таки явилась. Хватило остатков храбрости.
Особенно бесит, когда к её плечу склоняется Капустина, сладкая подружка моей заклятой “звезды”.
И правду говорят: скажи мне, кто твой друг — я скажу, кто ты. Вот и по парочке Иванова-Капустина диагноз выписывается очень просто. Две испытанные маленькие стервы. Причем пробы ставить на обеих уже некуда — а туда же, строят из себя чуть ли не родных сестер Девы Марии.
— Ничего, девочки, — мстительно улыбаюсь в мыслях, — всё вам обеим прилетит. Одну я уже придумал как слить, вторая без первой — махом сольется.
— Иванова, — когда я окликаю девчонку после пары — она вздрагивает будто от удара.
Нет, девочка, все предложения, которые я мог озвучить — сделал вчера. Сегодня ты для меня только раздражающая фифа, которую я не перевариваю. Не перевариваю, но все же делаю вид, что терплю.
— Капустина, вам чего? — спрашиваю холодно у замершей сурком за плечом Ивановой блондиночки. В пустой аудитории остались только они две. Все остальные радостно рванули домой. Четыре пары… Я бы и сам пошел, да только кто ж меня отпустит? Васнецов чуть не шантажирует, требует, чтобы к заседанию ученого совета у меня все дела были в идеальном состоянии.
А тут еще эти две… По кой хрен мне тут вторая?
— С вами, профессор, девушкам вредно оставаться наедине, — тоном настоящей полицейской заявляет дрянь, — вы уже приставали к моей подруге. При свидетелях не будете.
«Когда-нибудь ты попадешься, маленькая стерва», — проговариваю мысленно, глядя в глаза Анны Капустиной, и медоточиво улыбаюсь.
— Да сколько угодно. Торчите, если вам так приспичило. Иванова, не расскажете, что это?
Катерина ежится, но все еще следит маленьким побитым зверьком за всяким моим движением. Будто ждет, что я сейчас швырну на стол перед ней её золотые стринги.
Увы, кто б мне дал их снять. Я бы, может, и кинул.
На стол ложится другое — черная папка-скоросшиватель, набитая исчерканными моей рукой листами. Чья-то курсовая по геометрии зданий. Точнее — пародия на курсовой проект.
Кто с первого раза угадает, чья именно это пародия?
Признаться, я давно не испытывал такого разочарования, когда листал эту хренотень.
Да, я валил Иванову на каждом экзамене и зачете. Методично валил и на пересдачах, дожидаясь, пока она не явится ко мне и экзаменационной комиссии, но и “звездой” преподавательский состав её называл не просто так. Она и вправду ею была. Собственно, я поэтому терпел полтора года, хотя первые глюки со стороны моего либидо начали появляться уже в первом семестре. Даже в уме не укладывалось, как я закручу роман с такой образцовой и подающей столько надежд студенткой.
