— Пей, — под мой нос суют стакан с водой. И это внезапно оказывается очень заманчивый стакан — я ощущаю лютую жажду. А потом прохожусь взглядом по белому рукаву подавшего, по щетинистому подбородку. Цепляюсь взглядом за темные глаза злейшего своего врага, глядящего на меня в упор.
— Отравлено? — выдаю еле шевелящимся языком.
— Конечно, — едко кривится Ройх, — для тебя — мой лучший яд, Катерина.
— Так щедро с вашей стороны…
Господи, что я несу вообще?
Осознаю, ужасаюсь, запоздало заливаюсь краской, забираю стакан, чтобы уткнуться в него носом и не поднимать глаз.
— Ты нас напугала, — тем временем Женька решает, что пришло время для его звездного дебюта и обращается прямо ко мне, — я думал, может, тот парень что-то тебе сломал.
— Он мог, — бесцветно выдыхаю я, между двумя маленькими глотками воды, — это ты позвал?..
— Юлия Владимировича? Д-да, я, — впечатленный однокурсник даже заикаться начинает, — тот… твой брат… очень неприятный.
— Ну, не зря же мы с ним родственники, — болезненно кривлюсь, но судя по недоуменным глазам Женьки — моего сарказма он не понял. Ну и ладно.
— Спасибо, — тихо произношу, потом перевожу взгляд на Ройха, — и вам, Юлий Владимирович.
Он как-то странно подергивает углом рта, глядя выше моей головы. Ладно, будем считать, что благодарность принята.
— Я пойду, — снова пытаюсь встать. Снова с тем же успехом — мир тонет в жару и в черных пятнах. И прояснившаяся было преподавательская снова становится для меня бездной преисподней. Ну, что ж, значит, дьявол тут не просто так забежал!
— Господи, ну что ты за существо такое непонятливое, Иванова? — уже даже с каким-то безнадежным отчаянием комментирует Ройх, и мир в моих глазах резко обрушивается куда-то вниз.
Сначала я решаю — падаю. Потом понимаю — нет. Меня просто опрокинули. Подхватили под колени и держат на руках. И кто!
Волосы почти дыбом от ужаса встают.
— Евгений, дверь, — произносит Ройх и звучит практически так же, как “сестра, скальпель”. Женька суетится, а потом мир вокруг меня вдруг приходит в движение.
Волосы встают дыбом уже окончательно.
— Отпустите, — шепчу тихонько, — я сама дойду.
— Куда дойдешь? До морга? Нет, Иванова, не в мою смену. Я сегодня дежурный преподаватель и сегодня ты не сдохнешь. Эту свинью ты мне не подложишь, Катерина.
— Ю-юлий Владимирович, — от охренения сама уже заикаюсь, — я тяжелая.
— Ты замолчишь или нет? Не трясись, Иванова. С лестницы я тебя не уроню. Хоть мне и очень хочется.
Ситуацию усугубляет трепач Сергиенко, у которого неожиданно будто чакра какая-то открылась. И сопровождая меня и Ройха до университетской парковки, он всем рассказывает, что мне стало плохо, что Юлий Владимирович мне оказывает помощь.
Писк сигнализации и знакомый пряный запах автомобильного ароматизатора сообщает мне о пункте назначения. Меня неожиданно аккуратно сгружают на пассажирское сиденье, пристегивают ремнем безопасности.
— Ты еще тут? — Ройх щелкает у меня перед носом пальцами. — Нашатырь освежить не нужно?
— Н-нет, — болтаю головой вяло.
Без всяких лишних реплик он захлопывает дверь. Что-то говорит Сергиенко, и он быстро-быстро кивает и машет мне рукой. Пока я думаю, к чему бы это — Ройх успевает занять кресло водителя и даже завести двигатель.
— Куда вы меня везете? — собираюсь с силами для вопроса очень вовремя — когда машина трогается с места.
— В лес, Катерина. В лес. Куда еще могут таскать своих жертв озабоченные маньяки? — кажется, Ройху нравится мое полуобморочное состояние.
