— Вы сказали, что не дадите мне умереть в ваше дежурство.
Сама не понимаю, как набралась сил на такую длинную фразу.
— А кто сказал, что я тебя там убивать собираюсь? — Ройх улыбается так коварно, так леденяще, что меня ужас до копчика продирает. Это он сейчас про то, что я подумала?
Ну, точно про то.
Правда до того, как я успеваю придумать, как быстро мне стоит катапультироваться из машины — он успевает фыркнуть еще раз.
— Уймись. Едем мы в ближайший травмпункт. Бледно-зеленые полуобморочные клуши меня категорически не возбуждают.
— Но у меня нет никакой травмы, — возражаю вяло.
— Вот пусть в травмпункте мне об этом и расскажут. А пока твое раскрашенное фингалами лицо и никакое состояние вызывают вопросы.
У больничного комплекса у нас снова происходит перепалка.
— Да я сама могу дойти, — я пытаюсь отстоять свое право на передвижение ногами.
— А, ну да, — подошедший и склонившийся уже, чтобы меня снова взять на руки Ройх распрямляется и с интересом оглядывается. Указывает направо, — тогда туда ползи. Вон в то рыжее здание. А я схожу, попрошу, чтоб для тебя пакетик подготовили.
— Какой пакетик? — зависаю. Уж сколько я знаю медицинских приблуд, но пактик-то мне как поможет?
— Черный. С молнией. Фирменный пакетик, который выдают всем клиентам этого морга, — все с той же непроницаемой миной поясняет препод, глядя на меня сверху вниз, — ты в него заползешь и окончательно отбросишь копыта. Это ведь у тебя по жизненному плану, Иванова?
Он меня так бесит, что никакими словами не передать.
Настолько, что я сама решаюсь. Катапультируюсь из его машины и шагов пять таки преодолеваю сама. Ногами. А потом…
А потом ловлю себя на том, что отчаянно хватаюсь за кстати подвернувшуюся скамейку и пытаюсь не стечь в грязь на асфальте.
— Ну вот куда ты так спешишь, а, Катерина? Тебе же пакетик еще не принесли, — хмыкает Юлий Владимирович, этот гребаный злорадствующий дьявол, которому, судя по всему, ужасно приятно наблюдать меня в настолько отвратительном состоянии.
Теперь уже у меня не хватает сил, чтобы отпихнуть его руки, когда он снова — снова, Боже, ужас-то какой — заставляет меня оказаться над землей.
— Прекратите, — измученно вою. Сил моих больше нет — чтоб Ройх меня таскал на ручках, то ли как маленькую девочку, то ли как какую-то ценность.
Быть для Ройха хоть кем-то из этого списка — не могу, не хочу, не буду!
— Прямо сейчас? — темная бровь на ненавистном мне лице изгибается все с тем же неутолимым сарказмом. — В какую лужу тебя уронить. Вон в ту? Или вот в эту? Соображай быстрее, эта лужа того гляди кончится.
— Боже, ну зачем? — спрашиваю откровенно измученно. — Зачем вы все это?
— Дежурство у меня сегодня по графику, — милостиво роняет Ройх, — и как я уже сказал, твое бессмысленно скончавшееся тело мне не нужно. Ты и так достаточно нагадила мне в карьеру, Иванова.
Вот именно что достаточно.
Достаточно, чтобы не вписываться за меня перед непонятными амбалами, перед мутными типами, вроде моего братца, чтобы не таскать меня на руках, как какую-то тургеневскую барышню.
Хотя собственное состояние меня тоже, честно говоря, начинает напрягать. Слабость, не отпускающая больше часа к ряду — это что-то новенькое. Да и обмороков от нервов у меня раньше не случалось.
Ройх вносит меня в серое двухэтажное здание, оглядывается и паркуется со мной вместе на какую-то лавочку.
Усаживает. Меня! К себе!! На колени!!!
