Руководство для проповедников - страница 2

Будучи неотъемлемой частью литургии, проповедь представляет собой не только учение, но также акт поклонения. Читая проповеди Отцов Церкви, мы узнаем, что многие из них завершали свои наставления славословием и словом «Аминь»: они понимали, что цель проповеди не только просвещать народ, но и прославлять Бога. Проповедь – это гимн благодарения за magnalia Dei и не только возвещение собранию того, что Слово Божие исполняется в тех, кто Ему внемлет, но также прославление Бога.

В силу своей литургической природы проповедь обладает также таинственным значением: Христос присутствует как среди тех, кто собрался, чтобы слушать Его Слово, так и в проповеди служителя, через которого Сам Господь, когда-то проповедавший в синагоге Назарета, ныне наставляет Свой народ. Verbum Domini выражает это такими словами: «Сакраментальный характер Слова можно понять по аналогии с реальным присутствием Христа в пресуществленных видах хлеба и вина. Приступая к алтарю и приобщаясь Евхаристической трапезы, мы реально причащаемся Христовых Тела и Крови. Провозглашение Слова Божия в литургии предполагает признание того, что Сам Христос присутствует в нем и обращается к нам, чтобы быть принятым» (VD 56).

5. В виду того, что проповедь является неотъемлемой частью божественного культа Церкви, она должна быть провозглашаема только епископами, священниками либо диаконами. Тесная связь между трапезой Слова и трапезой алтаря ведет к тому, что «проповедь обычно следует произносить самому предстоятелю» («Общее наставление к Римскому Миссалу» 66) или, во всяком случае, всегда тому, кто был рукоположен как предстоятель или помощник при алтаре. Духовные лидеры из мирян, подготовленные должным образом, могут преподать ценное наставление и плодотворное увещевание, но подобные выступления должны предполагать иной контекст; подлинная литургическая природа проповеди все же требует, чтобы ее преподавали лишь те, кто был рукоположен для совершения божественного культа в Церкви (см. Redemptionis sacramentum, 161).

6. Папа Франциск отмечает, что проповедь – «это особый жанр, так как речь идет об обращении, которое произносится в рамках литургического священнопразднования и, как следствие, должно быть кратким и не принимать форму беседы или лекции» (EG 138). Поэтому литургическая природа проповеди указывает на ее особую функцию. В этой связи, принимая во внимание эту функцию, было бы полезным указать, чем проповедь не является.

Она не является назиданием на абстрактную тему; иными словами, Месса не представляет собой повод для проповедника обращаться к темам, абсолютно не имеющим связи с литургическим священнопразднованием и его чтениями, либо своевольно обходиться с текстами, предусмотренными Церковью, искажая их, для того чтобы подогнать под готовую идею. Проповедь не является также практикой в библейской экзегетике. Народ Божий имеет огромное желание углубить знание Писаний, и пастыри должны предоставить возможности и источники, которые позволили бы верующим углубить знание Слова Божия. В любом случае, воскресная проповедь не является поводом для углубленного библейского экзегезиса. Это не подходящий момент для этого, важнее призвание проповедника провозглашать то, как Слово Божие исполняется здесь и сейчас. Тем более проповедь не должна быть катехитическим наставлением, даже если катехизис является ее важным измерением. Как и в случае с библейским экзегезисом, это не подходящий момент для надлежащей катехизации, иначе проповедование представляло бы собой своего рода практику выступления с речью во время Мессы, что в действительности не связано с самим литургическим священнопразднованием. Наконец, проповедь не должна использоваться как время для личного свидетельства проповедника. Несомненно, люди могут быть глубоко взволнованы личными историями, однако проповедь должна передавать веру Церкви, а не просто личную историю проповедника. Как предупреждает Папа Франциск исключительно морализаторская и доктринерская проповедь, а также превращение проповеди в лекцию по экзегетике умаляет общение сердец, имеющее место в проповеди, которая должна обладать почти таинственным характером, так как вера происходит из того, что услышано (см. EG 142).