Холод пробрал Альгерда до самых костей. Он обернулся и ударил молниями по Трёхглазому, который всё ещё стоял на ногах. Без сосредоточения, без медиатора, без образов, без рун. Альгерд ударил одной чистой мыслью, желанием. Волей. Лишь примесь гнева, отнюдь не полезная для чародеев, примешалась к этому движению Альгердова духа.
Убранство горящей усадьбы потеряло очертания. Голова Альгерда налилась горячей тяжестью. Он упал. Перед взором оказалось навершие треснувшего Алеениного жезла. Позолоченный крылатый лев был последним, что он увидел внутри усадьбы. Тьма поглотила его.
***
Альгерд отвёл взгляд от фигурки в виде позолоченного крылатого льва. Созданная чарами копия навершия жезла, её жезла, отравляла его душу воспоминаниями о минувших днях. Он развеял их как дурное наваждение и принялся одеваться.
Сегодня его путь лежал, как ни странно, снова в Хенвальдский университет. Отчего-то его старому соратнику вздумалось устроить встречу там, где всего пару недель назад по вине Альгерда обезумевший учёный муж чуть не прикончил своих коллег.
«Добрин повторился. Почти», – решил про себя Альгерд, но тут же отбросил эту мысль.
Он спустился вниз, поздоровался с соседями и домовладелицей. Соседями его были состоятельные лавочники да ремесленники. Все они почитали за честь то обстоятельство, редкое и необычное, что чародей коллегии жил с ними под одной крышей. Но правда заключалась не в непритязательном характере Альгерда, а в том, что дела после того, как Максимиллиан отозвал его из веденского Добрина, не шли в гору.
– Куда это вы спозаранку, мастер Альгерд? – протянул дородный лавочник по имени Бирм, покручивая ус.
Бирм, его сосед и глава семейства, что занимало четверть дома, сидел за общим столом.
– В Хенвальд, – коротко ответил Альгерд.
– В университет? Ой, что-то страшно мне за тамошних наставников делается! Смотрите не перебейте всех! Ведь не все ж они, энти учёные, поклоняются бесам! – Бирм рассмеялся, лёгким смешком его поддержала жена, зато дети не сдерживали звонкого смеха.
Альгерда охватил гнев. Хотя, в сущности, гневаться причин не было. То, что Бирм дурак, Альгерд знал с самой первой их встречи. То, что большинство людей всех сословий дураки, Альгерд знал также, хотя и признавал, что в разных сословиях дураки и разумные люди встречаются в разных соотношениях.
Бирм не стоил его гнева.
Однако посох в руке едва ощутимо задрожал. Альгерд медленно развернулся и посмотрел недобро на Бирма. Затем чуть опустил посох. Так что навершие смотрело теперь на мещанина.
– Вы настоящий мудрец, в отличие от зазнаек в колпаках! – сказал Бирм.
Смеяться он перестал, от былой радости не осталось ни следа. Альгерд опьянел от гнева, но слова Бирма отрезвили.
– В самом деле так думаете? – спросил он у мещанина.
– Говорю как на духу!
Альгерд вышел из дома и побрёл в сторону университета. Он корил себя за подобные приступы гнева. Ведь репутация всякий раз может пострадать из-за этого, а мещанина всё равно не проучить. Таких Бирмов мириады, он знал это.
Ветер кружил жёлтые и красные листья, небо затянулось серой пеленой. Укутываясь в плащ от промозглого ветра, Альгерд думал о том, что раздражают его вовсе не болваны, с которыми приходится иметь дело. Раздражает собственная слабость. Он переносит на мещан, стражников и мелких чиновников свой гнев, хотя лучше бы переносил его на змей из коллегии. Вот кто истинное зло!
