– Скромнее чем во дворце коллегии, но всё же хорошо, что появились и тут.
Комнаты Фелана скромными не выглядели. Витражные окна, обшитые дубовыми панелями стены, книжные полки, сундуки.
– Всеблагие, да ты тут жить, что ли, собрался? – вопрошал Альгерд.
– Трудиться. Потихоньку перенесу свой лабораториум из коллегии сюда. Здесь меньше наушников и наперсников нашего благоверного Максимуса, – улыбаясь, отвечал Фелан. – Прошу, присаживайся у огня.
Чародеев нередко сравнивали с пауками, запертыми в банке. Ходили самые разные слухи и толки о безнравственности волюнтариев. Жажда власти волшебников и разврат творимый ведьмами стали притчей во языцех во всём Мид-Арде. Причём косые взгляды падали только в сторону людей, обладающих Даром к Воле. Хоть альвы, и правда, не были замечены в людских пороках, Альгерд был в корне не согласен с подобными мнениями. Он обладал мнением собственным. Альгерд считал, что суть дела заключается вовсе не в Даре к Воле, а в том, что люди остаются людьми. Чародеям и ведьмам, волюнтариям коллегии или отступникам оставались присущи все те страсти, что одолевают сердце барона, крестьянина, рыцаря-мракоборца, университетского наставника или школяра. Разве не свойственно людям биться за титулы, земли, деньги, любовь, влияние, кафедру наконец?
«Человеческое слишком человеческое», – думал Альгерд, усаживаясь в обитое карло у камина.
– Узнал кое-что по твоей просьбе, – доверительно кивнул Фелан. – И повторюсь: зря ты переживаешь, что хоть кому-то в коллегии событие, произошедшее здесь, в Хенвальде, кажется твоим провалом. Они вовсе не думают ни о тебе, ни о Фьяре из Абеларда, друг мой. Сейчас все помыслы Максимиллиана и остальных заняты Анкорской Чёрной Хворью.
Альгерд слышал об Анкорской Хвори, ведь в последние полмесяца в Вольфгарде только о ней и говорили. Какие-то чародеи-отступники, либо тенепоклонники наколдовали мощную неприродную болезнь. Заразную и смертоносную. Вспышка болезни произошла в морском портовом городе Анкора в Корданском королевстве Империи Вольфгарда. Потому и прозвали её Чёрной Хворью Анкоры.
– И не напрасно, друг мой, их внимание поглотила эта зараза, – продолжал Фелан. – Поражая тело, Чёрная Хворь поражает и дух. Человек превращается в лишённый воли кусок мяса, покрытый язвами и струпьями уже примерно через неделю после заражения. Травники и лекари, слабосильные провинциальные ведьмы – все оказались слабы против Чёрной Хвори. Максимиллиан отправляет всё больше чародеек и чародеев Искусства Исцеления туда. Боюсь, что и твоя Лана не откажет себе в проявлении своих способностей.
Фелан, улыбаясь глазами, выжидающе смотрел на Альгерда. Тот ответил после непродолжительного молчания:
– Пусть творит, проявляет свою силу. Я никого не держу подле себя.
– Похвально, Альгерд. Пусть каждый проявит себя на своём поприще. Конечно, нам, боевым волюнтариям, в предместьях Анкоры и в самом граде пока делать нечего. Но вообще-то рано или поздно инстигация Ордена дознаётся до правды. И вот когда станут известны те ублюдки, что вызвали Хворь, в дело вступим мы.
– Ты полагаешь, мне стоит проявить себя там?
Фелан из Диварда внимательно посмотрел в лицо Альгерду. Глубоко вздохнув, стал отвечать:
– Я понимаю, как тяжело тебе пришлось после гибели Алеены и потери покровительства. Понимаю, что ты винишь себя. Замечу, к слову, что напрасно. Но я бы не стал надеяться на то, что Максимиллиан впечатлится тем, как ты разделаешься с призывателями Хвори.
