— Тоже желаете увидеть снежного барса, патриций? — она легко улыбнулась и повернула голову так, чтобы шея в вырезе декольте казалась длиннее.
Хайн замешкался с ответом. Это было странно — сколько Ариана знала его, Вендер Хайн всегда знал, что сказать.
— Императорская чета желает посмотреть на Барса. А я желаю того, чего желает император.
— И императрица…
Луцио получил в награду испепеляющий взгляд и резко заткнулся.
— По-моему, дражайший распорядитель, вы не цените своих гостей, — холодно заметил Хайн, — вам давно пора бы покинуть нас и проверить, почему не несут вина.
— Абсолютно верно, мой дорогой господин, — Луцио отвесил неловкий, но старательный поклон и, не разгибаясь, засеменил к дверям, однако на полпути задом врезался в тело другого патриция, уже стоявшего в дверях.
— Вот вы где, — Тавио Валентайн безжалостно оттолкнул его в сторону, едва не уронив на пол, как бочонок с вином, и, устроившись на ближайшей ко входу скамье, закинул ноги на стол. Алый бархат его камзола разметался по белому шёлку подушек, высокие ботфорты сверкали на солнце безупречной чернотой. Слегка подкрученные пряди золотых волос разметались по спине и плечам. Выбеленные специальным раствором длинные пальцы запорхали над подносом склонившегося перед ним раба, выбирая персик посочней. — У вас как всегда хорошая компания, любезный Хайн.
— Чего не сказать о вас, — Вендер кивнул на распорядителя, потиравшего ушибленный зад, — вы плохо умеете ладить с людьми.
— Очень спорный вопрос, — ответил Валентайн, отправляя персик в рот. — Просто не вижу смысла растрачивать силы на тех, кто станет подчиняться мне и так.
Ариана фыркнула и отвернулась от него. На Вендера она тоже старалась не смотреть, хотя взгляд нет-нет, да и смещался к нему.
Оба они — Вендер Хайн и Тавио Валентайн — не только принадлежали к первому эшелону римской аристократии, но и славились тем, что обладали одними из мощнейших в Риме рун. Гением Валентайна была Венера — богиня, пробуждающая любовь. И руна, которая от отца к сыну передавалась в его семье, позволяла ему вызывать это чувство в любом, кто на него смотрел.
Прародителем Хайнов считался Плутон. Руна Вендера вызывала желание подчиняться и страх. Но сколько Ариана знала его — а знала она патриция довольно давно — он ни разу не использовал свою тайную силу при ней. «Я люблю, когда люди подчиняются мне, а не моему отцу», — так он говорил. И заставить подчиняться Хайн умел. Он отлично пользовался пряником, где нужно, и ещё лучше орудовал кнутом.
— Я, по крайней мере, честен сам с собой, — заметил Валентайн. Увидев, что Луцио снова появился в ложе, он тут же поинтересовался: — А где вино?
— Сейчас принесут. Я вернулся проверить, всё ли хорошо у дорогих господ.
— Лучше не бывает, — ещё один патриций, такой же черноволосый, как Хайн, появился на пороге и, отодвинув распорядителя в сторону, прошёл к парапету. — Я так и знал, что найду вас вместе.
— Ещё бы. У некоторых патрициев смысл жизни сводится к тому, чтобы доставить мне неудобства. Куда не оглянешься — они всюду тут, — Вендер демонстративно отвернулся от него и сосредоточил взгляд на центральной ложе, куда неторопливо входила императорская чета. Поймав устремлённый на себя взгляд императрицы, он отвесил неглубокий, но изящный поклон.
— Поверьте, я здесь не из-за вас, — Дариус Сант, как звали третьего из гостей, повернулся к Ариане и подмигнул.
