Руны - страница 3
Могучая широкоплечая фигура Дайли осунулась и ссутулилась. А побелевшие костяшки пальцев, до боли вцепившиеся в тугую верёвку, казалось, готовы были вот-вот рассохнуться и рассыпаться.
Каким чудом тильмонды смогли преодолеть столь нелёгкий и опасный путь, оставалось загадкой. Начало зимы в этих краях славилось самыми безжалостными к путникам ветрами и обильными снегопадами, а дикие хищники и твари куда пострашнее их, от голодухи подбирались совсем близко к торным путям и лесным селениям.
Вероятно, не подоспей трое охотников на быстроногих ретивых конях, отчаянные странники свалились бы и замёрзли в каком-нибудь холодном сугробе. Но всем удалось благополучно добраться до замка, переночевав на постоялом дворе, одном из построенных в дне верхового пути от Уэлка по указу предусмотрительного государя. Пешим путникам на такой переход понадобилось бы ещё много дней. А тяжко раненый и вовсе мог не дожить до заветной цели.
Больше всего изумила Дю Пре несказанная отвага Дайли. При их приближении уставший и замёрзший казад, пошатываясь на предательски непрочных ногах и глядя на них замутнённым взглядом, поднял свою секиру и выступил вперёд, готовясь насмерть сражаться за себя и друга. Второй коротышка, как раз на время очнувшийся из полузабытья, тоже попытался взяться за топор, намериваясь дорого продать свою жизнь. Но, почуяв, что это ему не силам, ограничился длинным кинжалом.
Миновать драки помогла лишь горделивая золотая эмблема лорда Британика – свирепый бер разрывает пасть огнедышащему дракону. Свой шлем рыцарь давно разбил, а потому одолжил другой в оружейнях Уэлка, пока Юлиус не справит новый. Этот символ был известен всем в Британии от мала до велика. Для друзей он означал поддержку и защиту, а врагам обещал неминуемое поражение.
Дайли молча опустил грозное оружие, ничем, однако, не выдавая своей радости. Разве что облегчённым вздохом и блеском воротившейся надежды в глазах. Лицо его по-прежнему оставалось хмурым и источало суровую решимость.
Позже спасители познакомились и со вторым тильмондом. Звали его Дюрин, и кружка терпкого эля, поднесённая ему в дорожном трактире, надолго вырвала его из лихорадочного забытья. Потому что за первой он потребовал вторую, за второй третью и так до тех пор, пока не заполнил им обширное брюхо-бочонок, сильно истощавшее за время путешествия. Воочию люди убедились, что в потреблении хмеля с этим небольшим, но бойким народцем, не может состязаться никто.
Однако, к еде он почти не притронулся, в отличие от своего прожорливого друга, мигом поглотившего тройную порцию вяленой солонины с капустными пирожками, и потребовавшего добавки.
Никаких слов благодарности от отважных коротышек спасители так и не услышали. Но молчаливое рукопожатие оказалось выразительнее всяких речей.
Зато в Уэлке их встретили с почётом и славой, а лорд Британик даже выразил личную признательность за спасение благородных казадов и пригласил новоявленных героев вместе с уже немного пришедшими в себя коротышками на пир, устроенный в их честь. Командир следопытов даже освободил двоих прославившихся охотников ещё на день, дабы те хорошенько проспались и отдохнули.
Тильмонды оказались на редкость славными и крепкими ребятами. Уже через седмицу оба твёрдо стояли на ногах, а повеселевшие лица вернули былой красноватый оттенок. Дайли даже добровольно вызвался ходить в караулы, а то и в дозоры, однако был вынужден признать, что наездник из него никакой, а вторым седоком он будет только мешаться. Дюрин же из-за своей страшной раны был вынужден оставаться в тепле каменных стен, благо что не в постели.