– Остроумно. Вы мадемуазель Виктория вся в папу. – Последние слова нашего героя поглотил свистящий вздох господина, к которому наконец вернулось дыхание:
– Вы! Вы! – Только и смог тот вымолвить, начиная часто дышать.
– Робин, для близких и друзей. Для вас можно Робин-зон. – Владимирский напустил напыщенности и не скромно разглядывал юную актрису.
– А это наш импресарио. Господин Лорен. – Сообщила смущаясь девушка.
– Это вы намекаете мадемуазель Виктория, на создание цирковых отношений между хозяином театра господином Лореном и его труппой?
– Не ваше собачье дело! – Пришедшего в себя господина Лорена накрыла волна возмущения и злобы и он будучи на вид таким лощёным и упитанным проявил чудеса резвости, борцовским приёмом положив нашего жандарма на лопатки. И тому пришлось изрядно повозиться, что бы взять руку на излом господина Лорена. Ещё мгновение и рука Хозяина театра была бы неотвратимо покалечена, но Владимирский вдруг услышал над своим ухом грудной женский голос:
– Ну словно дети малые. Сударь, пустите уж, вы так ему руку сломаете. Я теперь же пошлю за городовым.
– Наш герой поднял глаза, над ним стояла дама красивой наружности, в возрасте до сорока лет.
– Этот благородный человек, для сведения, заступился за вашу дочь! – Пафосно заявила девушка.
– Заступился? Что это значит Жак? – Жак Лорен не обращая внимания корчил гримасы, обнимая пострадавшую руку. Видимо такое безразличие к своей особе и вызвало гнев у нашей актрисы: – Жак свинья, ты же мне обещал! Ты клятвенно заверял, что это было в последний раз! – Возмущалась Актриса.
– Натали, не устраивай балаган, я тебе все объясню.
– Не устраивай балаган!? Это ты мне предлагаешь в своём балагане!? Мерзавец! – И звонкая пощёчина достаётся хозяину театра: – Извращенец! – И правая щека Жака, познает позор левой ручки актрисы.
– Ну это уж слишком Натали! Ты говори, да не заговаривайся! – Наконец возмутился господин Лорен, подымаясь на ноги: – В конце концов, мы здесь не одни. И ты между прочим не единственная претендентка на роль Огудаловой.
– Жак, что ты такое говоришь!? Опять намекаешь на эту бездарность Петровскую?
– Да! Мне ваша семейка уже вот здесь. – И хозяин театра провёл рукой себе по горлу.
– Жак, это просто недоразумение, мы все уладим. Вика извинись перед господином Лореном.
– Ма!
– Виктория, вспомни чем мы обязаны своему благодетелю. – Настаивала мать: – Жак поверь, она сожалеет и впредь будет более покладистой.
– Маменька! Вам что же меня совсем не жалко!? Вы же меня как рабыню на невольническом рынке продаёте. – При этих страшных словах девушка выгнула спину и то ли гордо, то ли обиженно вскинула голову.
– Ну ты матери то не перечь. – Строго ответила актриса. И далее смягчая тон, обратилась к нашему жандарму: – И вам молодой человек следует удалиться. Тут у нас дела семейные.
– Вы так, вы маменька у меня всех поклонников отобьёте. – В голосе девушки чувствовалась не поддельная обида.
– Поклонников, ха-ха! Это Анфискин поклонник, целую корзину роз ей послал, почитай рубликов на тридцать. – В глазах и голосе актрисы сквозила зависть.
– Я действительно являюсь поклонником таланта госпожи Кузякиной и явился засвидетельствовать ей своё почтение. – Перешёл к делу Владимирский, но хозяин театра посрамлённый нашим героем тут же запротестовал:
– К ней нельзя, у них во втором действии смена гардероба.
– Ах перестаньте Жак! С каких это пор ваша Анфиска стала такой стеснительной. Виктория проводи молодого господина.
