Передовые части Жукова неуклонно продвигались к Одеру, пробиваясь сквозь бушевавшие с 26 по 29 января снежные бураны. И только 30-го над укутанным снегом пейзажем засверкало яркое голубое небо. Амбициозный Чуйков настаивал на увеличении скорости продвижения. 1 февраля передовые части вышли к самой реке. Она замерзла. В некоторых местах отступающие немцы пытались взломать лед, который теперь представлял собой естественный природный мост, при помощи бомб, динамита и мотосаней; одной из множества неосуществленных идей стала попытка взломать лед при помощи искусственного подъема воды.
2 февраля передовые части Чуйкова форсировали Одер. Не только река не послужила естественной преградой, но и сами немцы посчитали целесообразным отойти от нее практически без боя[7] близ Франкфурта-на-Одере и Кюстрина, от которого до Берлина ближе всего.
В 10:00 утра советский генерал инспектировал долину Одера: «Войска готовились форсировать реку между Кюстрином и Гёрицем (Гужицей). Я наблюдал за Одером в стереотрубу. Широкая река, обрамленная дамбами. Наши гвардейцы скапливались на восточном берегу. Какой великий и ответственный момент! Лед настолько тонок, что даже пехотинцы не могли спокойно ступать по нему, но это их не пугало. Они притащили жерди, доски, палки и соорудили легкие настилы и мосты. В некоторых местах удалось даже переправить противотанковые орудия. Солдаты установили их на полозья от саней и толкали перед собой».
«Но их удача, – продолжает Чуйков, – длилась недолго». Вскоре в небе появились немецкие самолеты. Вел их один из знаменитейших немецких асов – сам Рудель.
В личном дневнике Руделя есть запись от 2 февраля: «Советские танки под Кунерсдорфом, советские танки под Треттином, советские танки под Франкфуртом, советские танки под Кюстрином, советские танки под Гёриц-Райтвайном. Мы могли бы и выстоять, будь у нас в двадцать раз больше людей и самолетов». Но их не было. И поэтому в конечном счете значительные силы Красной армии переправились через Одер, закрепились на позициях и захватили плацдарм на 20 км в глубину[8]. Теперь советские войска находились в 48 милях (77 км) от Берлина (неверно – от Кюстринского плацдарма было менее 60 км по прямой. – Ред.), столицы гитлеровского рейха. 3 февраля немецкое Верховное командование объявило: «Наши войска понесли тяжелые потери в результате непрерывных атак противника на участке фронта под Реппеном».
Реппен (польский Жепин) был хорошо знаком берлинцам. Неподалеку от него, в битве при Кунерсдорфе, Фридрих II Великий потерпел в 1759 году сокрушительное поражение от русских войск. В этой мирной и очаровательной сельской местности имелось множество лесов и озер, и знающие об этом берлинцы часто бродили здесь с томиками романтических стихов в рюкзаках. Новости о сражении в этом прекрасном месте распространились подобно лесному пожару. Одер, последняя естественная преграда на протяжении 2000 км, больше не защищал город (от наступления советских войск). В любой момент город мог ожидать последнего удара. Фон Студниц из немецкого министерства иностранных дел коротко записал в своем дневнике: «Все, кто могут, покидают город».
На самом деле все выглядело так, будто Берлин находится на грани паники. 28 февраля Volkssturm – фольксштурм, немецкое ополчение, – был поднят по тревоге. Железнодорожные станции, мосты и общественные здания взяли под контроль, ходили слухи, будто русские парашютисты уже высадились на окраинах города. Полицейские сразу же надели стальные шлемы и повесили на плечи карабины.
