Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции - страница 23



. Оставила о себе добрую память у местных жителей, благодаря внимательному отношению к русскому приходу (в русской церкви хранится вывезенная из России окровавленная рубашка Александра II, которая была на нем в момент покушения)[196]. В некрологе отмечалось, что в Ницце Екатерина Михайловна была известна, «как человек, заботившийся о бездомных животных и добившийся устройства специального водоема, где собаки и кошки могли попить в жару»[197].

Традиционные связи императорского семейства с Лазурным берегом поддерживались и супругой Александра III, принявшей в православии имя Марии Федоровны. Принцесса Дагмар – дочь короля Дании Кристиана IX – была ранее невестой наследника престола цесаревича Николая Александровича, старшего брата Александра III, к которому после смерти брата в 1865 г. в Ницце перешел титул цесаревича и рука его невесты. Датская принцесса стала женой Александра в 1866 г., что нарушило традицию российского Императорского дома выбирать для наследников престола невест из владетельных домов немецких государств. В 1881–1894 гг. она носила титул супруги-императрицы, а с 1894 г. – императрицы-матери.

Весь 1896 год вдовствующая императрица решила провести на Лазурном Берегу, в Кап Дай, надеясь, что целебный климат побережья поможет Великому князю Георгию, больному туберкулезом. Общественность предложила в память о скончавшемся в Ницце наследнике престола и для удовлетворения религиозных потребностей русской общины строить новый храм, что нашло поддержку у Марии Федоровны, хотя Александр III не поощрял строительство православных церквей за рубежом, в частности, в Италии и Франции.

Как уже отмечалось выше, отношения между Россией и Италией стали налаживаться в начале XX века. 30 июня 1902 г. король Виктор-Эммануил прибыл в Петергоф[198]. В том же году император Николай II во многом под влиянием матери дал согласие на постройку Православной Церкви в Бермонд-парке в центре Ниццы, так как эта территория была выкуплена еще императором Александром II сразу после смерти старшего сына. Вилла, в которой скончался Николай Александрович, была снесена, а на ее месте возведена мемориальная часовня в византийском стиле: «Сей соборный храм сооружен… щедротами государя императора Николая Второго и его Августейшей матери вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Освящен 4/17 декабря 1912 года»[199].

Супруга же Николая II – Александра Федоровна – посещала Италию вместе с братом еще до своего замужества. «Тогда будущая императрица побывала во Флоренции и наслаждалась беззаботными днями, осматривая… все достопримечательности, включая галерею Уффици. Они посетили монастырь Сан-Марко и видели алтарь работы Фра Анджелико. Впечатления от увиденного императрица пронесла через всю жизнь.

Итальянский «след» заметен в архитектуре нового Ливадийского дворца в Крыму[200]. Во время поездки в Италию Александра Федоровна купила акварели, копии со скульптурных творений Луки делла Роббиа и копию с «Мадонны» Боттичелли. Последняя картина стала одной из немногих личных вещей, которые царская семья увезла с собой в ссылку. «Мадонну» императрица повесила над своей кушеткой во время пребывания в Тобольске»[201].

В целом, налаживание контактов в среде космополитического великосветского бомонда закладывало основы будущим геополитическим отношениям. Но в андроцентристской политической теории вклад женщин всегда оказывался на периферии анализа межгосударственных отношений, тогда как именно женщины – представительницы Российского царского дома внесли значительный вклад, как в развитие дружески-теплых отношений между Россией и Италией, так и в феминизацию русского великосветского общества: не будучи профессионально подготовленными женщинами-политиками, но приобретая – после смерти высокопоставленных царственных супругов – статус императрицы-матери, они с еще большим достоинством представляли интересы России в Европе, что наиболее весомо выразилось в усилении русского военного присутствия в середине XIX века в ареале Средиземноморья.