Русский флаг - страница 37

Камчадалы молчали. Полицмейстер спросил, потрясая бумагой перед самым их носом:

– Поняли все, канальи?

Хромой охотник с плоским коричневым лицом чуть приподнял голову и сказал отчетливо:

– Бить будешь. Опять бить будешь…

Правое ухо у хромого было изуродовано, словно смято медвежьей лапой или стянуто, как лист тлей, в безобразный комок.

Губарев досадливо махнул рукой.

– Стану я об вас мараться! Вот посидите десять дней под замком на воде и на хлебе, и все уразумеете.

Хромой тяжело сглотнул слюну, в темных глазах его мелькнула насмешливая искра.

– За хлеб спасибо, начальник, – сказал он спокойно. – Мы тут-ка хлеба давно не кушали.

– Ишь ты, шутник! – удивился Губарев и тяжело опустил руку на плечо охотника. – Моему хлебу не обрадуешься. – Он чувствовал под рукой костистое, но сильное, вздрагивающее от злобы тело камчадала. – С казенной корочки жиру не нагуляешь…

– Отпускай нас домой, бачка, – тонким, срывающимся голосом взмолился седой бородатый охотник, стоявший между хромым и третьим камчадалом, помоложе. – Рыбу упустим – совсем помирать будем…

Полицмейстер погрозил ему в ответ кулаком.

– Отсидите срок, домой под конвоем отправлю, – сказал он строго. Деньги с вас возьму в казну…

– Нет у нас денег, начальник, – с угрюмым спокойствием сказал хромой.

– Небось соболь найдется?

– В лесу зверя дивно много, – упорствовал охотник. – А у нас все приказчик взял. Вот, все меха на нас…

Он поднял руки, чтобы лучше можно было разглядеть изодранную под мышками, лоснящуюся меховую куртку, из-под которой выглядывал подол серой домотканой рубахи.

– Я с тебя самого, братец, три шкуры спущу, – сказал Губарев, ткнув камчадала кулаком в подбородок так, что тот едва устоял на ногах. – Бери их, Максим! – приказал он казачьему уряднику.

По знаку Губарева казаки набросились на камчадалов, выталкивая их пинками из горницы. Хромой охотник цеплялся за дверной косяк и в неистовстве выкрикивал какие-то непонятные полицмейстеру слова. Налился кровью и совсем потемнел его худой, жилистый затылок с косицами жестких, давно не стриженных волос.

Через полчаса Губарев и Трифонов покинули хутор, оставив камчадалов под надзором бдительных подручных полицмейстера. Трифонов держал путь через Большерецк в Гижигу, а полицмейстер торопился в Петропавловск.

Ночной сигнал с «Бабушки» вызвал смятение и тревогу. Теперь в порту уже, вероятно, знают, какое судно пришло к камчатским берегам, и полицмейстеру надлежит находиться на месте.

Изыльметьев решил до визита на «Президент» съездить в Лиму, к русскому консулу.

Первое известие о неизбежности разрыва между великими державами командир «Авроры» получил в январе. Пятнадцатого января в сумерки фрегат вошел на рейд Рио-де-Жанейро, а через несколько часов Иван Николаевич уже читал в консульстве секретные депеши о военных приготовлениях. Хотя и находилось немало людей, смотревших скептически на возможность войны между европейскими державами из-за Турции, Изыльметьев принял это известие как заслуживающее серьезного внимания. Уже несколько месяцев газеты обоих полушарий пророчили войну. Французская эскадра давно ушла из Тулона в греческие воды. Адмирал Дондас, командующий британской средиземноморской эскадрой, курсировал между Мальтой и Константинополем. Еще до отплытия «Авроры» из Кронштадта стала известной активность североамериканцев в турецких водах. Петербургские газеты перепечатывали телеграммы из Кельна и Вены – в них прямо говорилось о тайном договоре, заключенном между Соединенными Штатами и Турцией, по которому Турция получает деньги и морскую помощь, а Соединенные Штаты – порт Энос в Румелии. Но если договор этот был бумажкой, сокрытой от всех глаз, то реальной, зримой силой являлись три американских военных судна в Босфоре, при турецком флоте, а сверх того еще фрегат «Сан-Луи» в Смирне и трехъярусный фрегат «Кумберленд», на котором правительство Соединенных Штатов послало султану восемьдесят миллионов пиастров.