Говорили о лингвистических способностях русских, о новых паровых машинах, о Британском музеуме и электро-гальванических перьях, о несовершенстве лоций («Кстати, куда направляется “Аврора”? – спросил мимоходом Депуант. – Не по пути ли нам? О, конечно, если это не тайна…»); о Сибири – «загадке России», об удивительном растении, живущем в любых условиях – и на камне и в деревянной стене каюты («У меня есть такая штука на “Форте”, – сказал Депуант, – я буду рад сделать презент моим новым друзьям!»); о перуанском бальзаме, который, конечно же, должен стать достоянием всего цивилизованного человечества как по приятному аромату, так и по целительным свойствам! К слову, вспомнили и о желтой горячке.
Что за проклятье! Знает ли капитан, что болезнь уже проникла на эскадру? Да, есть случаи на «Президенте», на «Форте» и на бриге «Облигадо»… Хорошо бы собрать фрегатских медиков, подумать и сообща решить что-то.
– Если на «Авроре» пока все благополучно, – уверял Депуант, – то это нужно приписать господней воле и благоразумию господина капитана, поставившего «Аврору» мористее других судов. Но нет никакой гарантии, что болезнь не перекинется и на русский фрегат.
Сообщение адмирала встревожило Изыльметьева. Оно было вполне правдоподобно: матросы, съезжающие на берег за свежими продуктами, могли принести заразу. А он ведь решил отправить на берег матросов за лимонами и живыми быками. Без этого не обойтись.
Изыльметьев заторопился на «Аврору». Но нужно, в свою очередь, сказать седовласым адмиралам что-то приятное и располагающее.
Все уже встали со своих мест, когда он сказал:
– Господа, я и мои друзья весьма тронуты любезным приемом. (Прайс учтиво склонил голову.) Совершеннейший боевой и исправный вид обеих эскадр, – продолжал Изыльметьев, – достоин высокой похвалы. (Депуант порывисто протянул руку Изыльметьеву.) Нам иногда приходится бывать невольными свидетелями занятий ваших команд; артиллерийские учения, примерные высадки, свозы десантов, практикуемые вами столь часто, не могут оставить равнодушным сердце моряка. Во всем расчет, точность…
– Мы высоко ценим ваше мнение, господин капитан, – промолвил Прайс.
– Я не завидую тому, на кого обрушится все это, – так же невозмутимо говорил Изыльметьев. – Но к чему столь грозные приготовления здесь, в Перу?
Изыльметьев встретился глазами с Прайсом. Несколько секунд адмирал выдерживал испытующий взгляд, затем прикрыл глаза морщинистыми веками.
«Напрасный труд! – заключил он, ощущая растущую неприязнь к Изыльметьеву. – Он ничему не поверил. Нужно говорить проще, без околичностей. Сколь ни хитер русский, но раньше чем через десять дней ему отсюда не выбраться, а через неделю “Аврора” будет моя или… ее вообще не будет».
Все это мгновенно пронеслось в голове Прайса, и когда он опять встретился взглядом с Изыльметьевым, в острых глазах адмирала нельзя было прочесть ничего, кроме спокойной, непреклонной решимости.
– Ныне, – сказал он, смакуя слова, – после Синопа, над морским горизонтом взошла звезда России. Россия намерена стать великой морской державой, – это может не нравиться, но считаться с этим необходимо. Особенно тем, кого море кормит!
– России нет нужды становиться морской державой, – проговорил Александр Максутов сипловатым от волнения голосом, – она издавна является ею.
– Разве? – Прайс дивился не только дерзкому тону молодого офицера, но и его произношению – произношению юного тори, который во всю свою жизнь не вымолвил ни одного слова не по-английски. – Что же помешало нам заметить такой важный факт?
