РУССКИЙ РОК - страница 3

И хотя я прекрасно знал, что то, что я делаю, это востребовано, это интересно, это надо людям, но это не проходило через определённые фильтры, через определённую цензуру. И я знаю, что выпустил альбом в 1983-м году, некоторые вещи спетые, скажем, та же «Баба Люба», её никто не повторил на протяжении 30 лет, никто близко так рядом не спел, как я тогда исполнил. Но ведь я даже не был номинирован ни в одном списке, как вокалист. То есть даже не номинирован, не то, что признан.

Я ни разу нигде не был номинирован, как текстовик, хотя я написал об этом ремесле книгу. Даже как человек, который умеет это делать. Хотя бы в десятке, в сотне. Меня не включили ни разу даже в список.

Я играю на гитаре 40 лет, я ни разу не представлен был, как гитарист.

Моя песня «Плот» – единственная, которую американцы поют на английском языке. Я, как композитор, не попал ни разу вот в такой же список, то есть я не присутствую, меня нет, меня просто не существует. Меня проще не замечать.

Очень просто, я давно уже вывел формулу идеального руководства медиасистемой. Она выглядит так: расплоди бездарности, и на их фоне твоя посредственность покажется талантом.

С момента убийства Листьева на Первом канале не появилось ни одной авторской программы. Все люди, которые имели креативное начало внутри, которые могли что-то создать, все уволены. Для того, чтобы можно было покупать ширпотреб и пилить бабло.

«С момента убийства Листьева на Первом канале не появилось ни одной авторской программы».

– Но это же глобальная тенденция. Все используют «форматы», все покупают апробированные.

– Глобальная тенденция. Я прихожу на радио, приношу новую песню, мне говорят: не наш формат. Я говорю: скажите, ребята, у меня около сотни песен, и вот я сейчас могу выбрать любую из них, они абсолютно разные, во всех стилях, я найду для вашего формата. Скажите, как он выглядит, подберу песню. Он говорит: он выглядит так, что это не ваш формат. Вот как хотите с этим, что хотите делайте.

– Приходится конфликтовать?

Со мной пол-эстрады не разговаривает.

Скажем, я позвонил Леше Рыжову из «Дискотеки Аварии», сказал, что я приведу в своей книге текст его песни целиком, он говорит: Юра, да хоть ведром назови, как сказал в своё время Робертс Кончаловскому. Тот его позвал сыграть в своём сериале, он говорит: у вас готов хоть помойное ведро играть. От мастера – всё, что угодно. Мне практически то же самое Рыжов говорит: пожалуйста, на здоровье.

Приехал к Диане Арбениной домой, говорю: я хочу одно твоё произведение в свою книгу поместить для примера целиком. Я имею право его раздолбать на части и приводить фрагментарно, никто слова не скажет. Но, если я привожу целиком, для этого нужно разрешение автора. Она говорит: что ты будешь говорить про это произведение? Я говорю: ты в нём уверена, ты же его написала, ты же его опубликовала везде, оно везде в твоих сборниках, оно приведено целиком. Я его тоже приведу целиком, можно? Что я скажу, тебя это интересует?

Арбенина говорит: ну, в общем-то, наверное. Я говорю: ну ты же, наверное, выше всё-таки по статусу, чем критика какого-то Лозы, ты тоже такая понятная сидишь в жюри, всех учишь жизни. Она: ну ладно. Так вот, я ей потом отправил свою книжку, она руки не подает, все, Лоза сволочь, гад. Я просто высказал своё мнение о её стихотворении.

– Эта реакция ожидаема была?

– Абсолютно, так я ей в глаза сказал, ребята, я же всем глаза говорю, ребята, хотите меня критиковать, пожалуйста. Если есть что сказать по поводу моих произведений, на здоровье, говорите всё, что вздумается, пожалуйста. Я готов выслушать, если эта критика конструктивна, если она что-то мне даст, пожалуйста. Но молчат все, просто проще не замечать. Критиковать нечего, и начинается вот такая беда, что делать с Лозой, блин. Лучше, чтобы его не было.