Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I - страница 6

lodge, нем. Bauhьtte, фр. logis, ит. loggia). Итак, обрядовые формы корпорации были довольно общей чертой средневекового быта, чтобы в них можно было видеть какую-нибудь исключительную принадлежность одного цеха. Понятны также благочестивые и нравственные тенденции корпораций или лож. Это было время полного и безраздельного господства мистицизма, обнимавшего все слои народа. Если этот мистицизм мог увлекать целые народные толпы в крестовые походы, то могло весьма естественно случиться, что этот же мистицизм, только с большей силой, чем в других примерах, мог отражаться и на тех корпорациях, которые по самому свойству ремесла должны были быть к нему восприимчивы, служа народному благочестию строением великих готических кафедралов и аббатств.

Одним словом, старые общества каменщиков в Англии, строительные гильдии Германии и т. д. не представляют по сущности своей ничего исключительного в общем религиозно-мистическом характере и в корпоративном устройстве Средних веков. В Англии, где это учреждение, быть может, развилось сильнее и, по обыкновенной инерции английского быта, сохранилось дольше своими особенностями, старинные ложи процветали до конца XVI в.; но с упадком готического искусства, которому они особенно служили, и с успехами стиля возрождения упали и самые ложи. Поэтому с начала XVII столетия больше и больше входило в обычай, что знатные покровители и любители искусства стали принимать непосредственное участие в делах и положении цехов, как думают, для того, чтобы сблизить рабочих и строителей. Они назывались принятыми каменщиками (accepted Masons). Так, в последние годы XVII в. вступил в ложу Вильгельм Оранский, и с той поры ремесло каменщиков получило название «королевского ремесла», – что позднейшие масоны стали употреблять в символическом смысле. Но старый дух гильдий уже исчез. Знаменитый лондонский пожар 1666 г. и постройка собора Святого Павла снова оживили старое учреждение, но не надолго; ложи опять пришли в упадок – и восстановление их относится уже к 1717 г., когда лондонские ложи, оставленные в пренебрежении престарелым Кристофом Ре-ном (Wren), строителем собора Святого Павла, решились сблизиться, имея одного общего великого мастера или гроссмейстера и общий порядок. «В своем начале, – замечает один историк, – эта Великая ложа (имевшая такую знаменитость между масонами), быть может, и сама не сознавала, какая здесь совершилась перемена и какое глубокое направление должно было из нее выйти». Но действительно, великая перемена произошла: если Кристоф Рен, заключивший собою старую историю цеха, был еще сам архитектор и имел к ложам простое практическое отношение, то в новой ложе являются уже не одни только ремесленники, но и образованные люди из всех сословий. Великая ложа должна была получить новое устройство, которое, сохраняя известный смысл от старого учреждения, удовлетворяло бы вместе и потребностям новых, «принятых» членов братства. Таким образом, вместо чисто ремесленных целей старой цеховой корпорации на первый план выдвинулась ее нравственная сторона: мало-помалу она стала господствующей, и ремесленная ложа дала новому масонству только его наружные технические формы и метафорический язык. Требование нравственного совершенствования, которым прежние каменщики освящали свой ремесленный труд, стало теперь единственной целью, соединявшей в братство людей всякого звания, которые стали теперь быстро стекаться в ложи, надеясь найти в них ответ на свои личные нравственные потребности.