Из ванной я слышал, как Ксения недовольно отчитывала мужа:
– У нас тут аврал предновогодний, а ты отвлекаешь! Егорку накормил? В садик всё приготовил? А валеночки? А саночки? А сам чё ел? Утром супчик разогрей, не забудь, он в холодильнике на нижней полке, да, рядом с оливье. Ну всё, пока, побежала к транспортёру, целую.
Я вошёл в комнату и увидел, как обнажённая Ксения юркнула под одеяло.
– Пи-и-ить хочу, – капризно пропела она, сладко потягиваясь на кровати, словно большая ленивая кошка.
Её волосы рассыпались по подушке, отчего тонкие черты лица, слегка побледнев, приобрели некую загадочность и, чёрт побери, особую женскую привлекательность. Порок всегда привлекателен, а когда он граничит с греховным поступком, на который не каждый отважится, и в кровь поступает такое количество лишнего адреналина, что напрочь сносит башню, тут уже ничего поделать с собой нельзя – все последствия потом!
Я налил в стакан апельсиновый сок с мякотью и выплеснул туда из плоской бутылки остатки водки.
– Что за коктейль? – удивилась Ксения, однако отпила половину и протянула стакан мне. – А впрочем, кажется, вкусно.
Мне нравится, когда изящные женские пальчики исследуют моё тело. Их пугливые и нежные прикосновения заставляют вздрагивать мышцы, и тогда будто электрический ток пронизывает каждую клеточку до самых мозгов. А любопытные коготки двигаются дальше, теребят волосы на груди, прогуливаются по напряжённому животу, спускаются ниже, ниже и снова взбегают наверх…
– Почему у тебя весь бок разорван? – с придыханием прошептала девушка.
– Осколочное ранение, – тоже шёпотом ответил я, – там нервы к коже пришиты, ну и ты типа поаккуратней, а то может в глазах так потемнеть, что ноги сами вензелями пойдут.
– Где тебя угораздило? – в её шёпоте появились плаксивые нотки жалости, чего я не выношу в принципе.
– В аду, – буркнул я и отвернулся к стене.
С почти материнской ласковостью её тёплые и влажные губы начали искать на уродливом шраме особо чувствительные места и осторожно прикасаться к ним, гася мою глухую раздражительность. Я положил ей на голову левую руку и стал гладить по шёлковым волосам, чувствуя, как раненое место становится мокрым от её слёз, которые она слизывала своим горячим языком.
Плечи девушки вздрагивали.
Ксения беззвучно плакала.
9
Разбудил нас яркий свет лампочки – на середине комнаты стояла заспанная Инга, небрежно обёрнутая измятой гостиничной простынёй.
– А чё вчера было-то? – зевнула она, нисколько не стесняясь.
– Тридцатое число, – сказал я, бесцеремонно разглядывая её красивое молодое тело.
– Иди, оденься, – стала прогонять Ингу Ксения, – и вообще, что за дела: тут, может, интим в разгаре, а ты заплываешь, как к себе домой.
Будто не слыша Ксению, Инга обратилась ко мне:
– Тридцатое я как бы и без тебя знаю, а здеся вот, – она ткнула указательным пальцем в пол, – из-за чего как бы сушняк душит, чё было-то?
– То же самое, – невозмутимо ответил я, – тридцатник.
– Сам ты тридцатник, – решила девушка, – попить чё-нить дайте.
Она подошла к тумбочке, но там уже всё было выпито до неё. Безрезультатно подёргав за пустой мутный стакан, который присох к поверхности, Инга села на край кровати. Простыня сползла с матовых плеч, оголив изящную спину до самой попы, светлые волосы сбились на сторону, и тонкая шея трогательно просвечивала сквозь них. Ксения, положив голову на мою грудь, провела наманикюренным ноготком вдоль грациозно изогнутого стройного стана подруги и спросила томно:
