Завтра у вас первый бой, – продолжил он более спокойным голосом, однако так, чтобы было слышно всем, – после небольшой артиллерийской подготовки мы начнем атаку. Каждый из вас будет находиться в цепи. И от вашей слаженности, от вашей скорости и от вашей обученности зависят наш общий успех и ваши жизни.
Владимир прошелся вдоль строя, выдерживая небольшую паузу, чтобы дать солдатам осознать неизбежность происходящего и поверить в серьезность его слов, затем он начал говорить резко, по-деловому:
– После того как ваши командиры дадут сигнал к атаке, ваша самая первая и главная задача будет заключаться в том, чтобы вылезти из окопа и занять свое место в цепи.
Из строя раздался легкий смешок.
– Кто смеялся, немедленно выйти из строя на два шага! – рявкнул Владимир.
Последовала небольшая пауза, затем из строя неуверенно вышел солдат. Владимир подошел поближе. «Типичный доброволец, попавшийся на удочку ловких агитаторов, романтик сопливый», – с неприязнью думал Владимир, осматривая вышедшего солдата. Солдат был молодой, на взгляд ему не дашь более двадцати лет. Высокий и тощий, от этого немного сутулый, что только подчеркивала сидящая на нем мешковато шинель. Но в глазах читался молодой, еще не закостеневший от обыденности ум, свойственный студентам или начинающим инженерам.
– Фамилия?!
– Рядовой Румянцев, – ответил солдат, смело глядя в глаза Владимиру.
– Как оказались в армии?
– Пошел добровольцем. До этого учился в Михайловском артиллерийском училище, отчислен после первого курса!
– Причина отчисления?
– Личные обстоятельства. Ваше благородие, позвольте не распространяться на эту тему, здесь замешана честь дамы.
Румянцев отвечал четко, лаконично и грамотно, что понравилось Владимиру. Однако последняя фраза о чести дамы сразу изменила его отношение к говорящему.
– Солдат, мой вам совет на будущее: если в деле замешана дама, то держите свой рот на замке, а не кичитесь этим, это не делает вам чести, – негромко произнес Владимир, глядя на солдата, затем спросил, повысив голос до громкого: – Так что же вас так рассмешило в моей последней фразе?
– На мой взгляд, выпрыгнуть из окопа – это самое легкое занятие из всех. Мы это проходили. Тут нет ничего сложного, – громко ответил Румянцев, поглядывая на строй, видимо, ожидая поддержки со стороны будущих сослуживцев. Строй зашевелился, на лицах солдат стали появляться улыбки.
– Вы совершенно правы, Румянцев, – спокойным голосом ответил Владимир, – нет ничего легче, чем совершить это первое движение: по сигналу выпрыгнуть из окопа.
В глазах Румянцева сначала появились удивление и скрытая радость, дескать, уделал окопника. Строй, вторя ему, тихонько зашумел. Кое-кто начинал спорить с соседом, доказывая ему, что все не так уж просто, раз сам командир сказал, что непросто. Кто-то стал потихоньку хихикать над комичностью сложившейся ситуации. Владимир помолчал. Затем, глядя в глаза Румянцеву, громко сказал:
– Да, еще раз повторюсь, это самое простое, что может сделать солдат. Но вы не на тренировочном поле и не на учении. Завтра вам придется делать этот шаг, не зная, что вас ждет впереди! Вы будете делать этот шаг под звуки снарядов и хлопки мин, под пулеметные очереди, которые будут бежать только к вам одному. Именно так вам будет казаться в этот момент, что все оружие мира направлено именно на вас одного. И вы должны во что бы то ни стало сделать этот шаг. Кто не вылезет завтра из окопа сам, того вышвырнут ваши командиры и старослужащие солдаты, им такие полномочия я дал. И попробуйте вы, Румянцев, завтра не вышвырнуть свое тощее тело из окопа после свистка. Я сам, лично, дам вам такого пинка, что вы будете катиться кубарем до самых немецких окопов. А теперь встаньте в строй и внимательно слушайте, о чем вам говорят старшие товарищи. А теперь слушаем дальше, – продолжал Владимир, глядя, как уверенно Румянцев занимал свое место в строю. «М-да… хоть чему-то научили в училище, хотя лучше бы научили с винтовкой по грязи ползать», – тут же подумалось ему. Дождавшись, пока Румянцев повернется к нему лицом, Владимир начал говорить дальше:
