— Мне тепло и хорошо в моём болоте. И если бы я не писала романы, то не попала бы на Гавайи и не заработала гонорар всей моей жизни.
— Тридцать штук бакинских! Шутишь, что ли?
Я не смутилась — я готовилась к тому, что меня поднимут на смех ещё в такси, когда сообщала подробности своей романтической поездки.
— Для тебя это не деньги, а я могу целый год не работать. И вообще я просто хочу поехать на Гавайи и превратить гавайскую гитару с балалайку, как завещал великий Фукс! Ну чего молчишь, капитан Очевидность? Ты мне ни Америку, ни Москву не открыла. Я знаю, как люди живут. Но я хочу жить, как хочу я, а не как надо. Я вытерпела капанье на мозги от матери за мою самозанятость, так что от тебя спокойно стерплю про свою фригидность. Оки-доки?
— Юля, ну в кого ты такая дура?! Тебе шанс один на миллион выпал. Хватай миллион и беги под венец! Ты что, совсем не догоняешь?
— Совсем! — закинув ногу на ногу, я крутила на ноге тапок: сейчас как улетит бумерангом к своей распрекрасной хозяюшке кошачьей породы. — Без меня меня женили! Мы не знаем, есть ли внук. Не знаем, женат он, с детьми или пока без. Есть ли у него хотя бы подружка, а она есть — хотя бы в этом мы с тобой сходимся…
— Юль, ну не обязательно нужно цеплять кого-то из семьи твоего дедушки… Но раз там такая богатенькая комьюнити, то грех не закрутить роман и не захомутать америкоса. Именно так, на курорте, крутя бёдрами, устраивают свою судьбу бесприданницы! И героини твоих романов, кстати, тоже!
Вот тут я уже не выдержала, оперлась на покатые подлокотники и вскочила.
— Если бы ты прочла хоть один мой роман…
— Бог уберёг! — перебила Кошка, но я была в тот момент неперебиваемая.
— … Ты бы знала, что у меня нет таких сюжетов! У меня нет браков по расчёту. У меня нет мужиков-дураков, которых размалеванная дура может обвести вокруг пальца!
— А что у тебя тогда есть? Неужто ни одна твоя героиня ни разу своё счастье зубами не вырывала? Сразу принц хлоп на колено перед ней и брюлик на блюдечке подает? Скучно! Знаешь, попробуй пожить с эмоциями. С настоящими! Может, тогда и роман стоящий напишешь. И за него не старый пердун заплатит, чтобы воздвигнуть покойнице памятник нерукотворный, а издатель или блогер какой раскрутит… И пойми наконец, что тебя наняли только лишь потому, что американская русская за тридцать тысяч и палец о палец не ударит! Ну не обманывай ты себя, Рябина!
— А ты ударила меня и очень больно, — я стояла руки по швам, а хотелось сжать кулаки. — Знаешь, отдай мне чемодан. И я уйду. Раз всякие дуры с неустроенной личной жизнью так тебя раздражают!
Илона скривилась:
— И куда ты на ночь глядя собралась? Личную жизнь у столба устраивать?
Иногда пялишься на чистый лист текстового редактора и слова написать не можешь — вот так и сейчас: перед глазами белым-бело, точно наступила против всяких правил нормальная зима, и в доме пошел сказочный снег. Я не видела за волшебной завесой лица Кошки, да и плевать, на самом-то деле, что оно выражает: мне бы слово молвить, дельное, в защиту собственной чести и достоинства. И в первом, и — что еще хуже — во втором случае я чувствовала себя сейчас полной идиоткой.
Илона взглянула на телефон.
— Через пять минут принесут твои елочные игрушки. Ну, берёшь что-нибудь? Или всё в шкаф обратно запихнуть?
Кошка заполнила мою назидательную паузу бытовухой как ни в чем не бывало. Похоже, голову ее даже не посетила мысль, что она меня сильно обидела. Наша вашу не понимать — у Кошкиной-Измайловой свое личное облачко, с которого Илона не желает слезать. Ей на нем комфортно: не слишком мягко, не слишком влажно и очень нынче модненько. Моду на игнорирование чувств окружающих Илона Кошкина переняла от нового своего московского окружения довольно быстро и с открытым энтузиазмом. И как раньше я этого не замечала?!
