Это аргумент гораздо более весомый, чем моя недобитая гордость, и я добровольно отдаю ключи от собственного автомобиля малознакомому мужику. Гордеев помогает мне доковылять до машины и сесть на пассажирское сиденье, сам быстро обежав мою БМВ, садится за руль и поворачивает ключ зажигания.
— Куда едем?
Я называю свой адрес. Со слов Антонины Петровны ничего не ясно, но документы действительно лучше взять.
— Рассказывай, — Игорь Андреевич выворачивает руль, через две сплошные выезжая на нужную полосу.
– Антонина Петровна смотрит за участком, где похоронена моя семья, — глядя в окно и уже жалея о своем решении взять детектива с собой, говорю я. — У нее недалеко сын похоронен, она ходит к нему каждый день. Я плачу ей, чтобы она и к моим заходила. И я не знаю, что такого могло произойти на кладбище, чтобы туда вызывать скорую и полицию.
— Интересно… — тянет Гордеев.
— Тебе ж сразу все понятно, — фыркаю я.
— Ну, может, не все, и не сразу.
Мы подъезжаем к моему дому и въезжаем на парковку. Отдельный лифт поднимает нас на нужный этаж.
— Хорошо живешь, — присвистывает сыщик, разглядывая дизайнерскую люстру в прихожей.
— Не жалуюсь.
Я быстро нахожу свидетельства о смерти на самой верхней полке в гардеробной. После того как я переехала в новую квартиру, я ни разу не брала их в руки, и сейчас, глядя на отпечатанные буквы, застываю в некотором трансе.
— Лер, ты уснула там?
— Иду, — спохватываюсь я.
Засунув бумаги в сумку и наскоро переобув кеды, спешу к Гордееву.
— На Николо-Архангельское, — бросаю я Игорю Андреевичу, когда он занимает место за рулем.
— Ну, конечно, — сарказм пропитывает каждое слово детектива.
— А что, собственно, не так? — мне прямо хочется с ним поругаться, и я не вижу причин себе в этом отказывать.
— Понятно, что не за городом твои родственники лежат, — хмыкает он.
— Оставь свои понимания при себе, договорились? — намек на социальное расслоение меня раздражает. Вообще-то, мой отец очень много работал с бедными людьми, и брал с них чисто символические суммы, которые были в разы меньше, чем его средний ценник на услуги.
— Договорились, — снова лыбится Гордеев. — А ты, выходит, психолог?
Он не сводит с меня хитрого взгляда, будто его высказывание несет в себе тайный смысл, и я непременно должна его разгадать.
— Игорь, смотри на дорогу, — советую я и отворачиваюсь к окну, показывая, что разговор окончен.
— Ну вот, а то все мама, мама, — ржет Гордеев, цитируя известный советский мультфильм.
Я не отвечаю и на дальнейшие попытки завести разговор не реагирую.
Отец похоронен в самом конце центральной улицы Николо-Архангельского кладбища. Широкая, красивая аллея с коваными лавочками вполне могла бы сойти за парковую, если бы кое-где из разросшихся кустов не проглядывали здоровенные каменные кресты и статуи.
Крики становятся слышны, как только мы заходим за часовенку, пересекающую главную улицу на две равные части.
— Водка паленая, клянусь тебе, начальник! — дядя Сема, один из местных сторожей и беспробудный алкоголик по совместительству, заламывает руки перед молодым парнем скучающего вида в форме и с блокнотиком. — Всегда такую беру и ничего, а тут чуть не сдох, веришь?
— Верю, — со вздохом отвечает паренек, что-то чиркая на крохотных листочках. — В общем, ничего не видели, ничего не знаете.
— Ничего, начальник, — божится дядя Сема. — Вот те крест, ничего!
Еще двое таких же крайне незаинтересованных ребят курят в сторонке, в красочных эпитетах обсуждая последнюю игру нашей сборной по футболу.
