Кто-то открыл дверь в зал без стука. Никого не почувствовав, Ниллин сильно испугалась.
– Не бойтесь, принцесса. Я – тень… Ваша тень. Та, что повсюду за вами следует и оберегает вас от беды.
Советник правителя Маитимэнна приближался к ней мелкими аристократическими шажками.
– Ниллин, спасайся! Бежим! – крикнул из-под стола дрожащий гоблин.
– Не имею радости быть с вами знакомой, – Ниллин решила не опускаться до позорного бегства. – Как вас зовут?
Она не смогла назвать визитера господином.
– Ягуар.
– Это не имя.
– Извините, принцесса, другого имени у меня нет.
Незваный гость был безоружен. Ниллин пришла к такому выводу, обыскав его внимательным взглядом и не обнаружив под накидкой меча или кинжала. Тонкая домашняя рубашка плотно прилегала к телу. Вампир подошел слишком близко, эльфийка чувствовала, как он дышит, как бьется его сердце, но для дальнейшего отступления ей нужно было лезть или на стол, или под стол. И то, и другое недопустимо для благородной девицы.
Темлол прошмыгнул за спиной Ягуара. “Маленький друг приведет подмогу”, – понадеялась Ниллин.
– Напрасно вы меня боитесь. Я могу причинить зло кому угодно, но только не вам, – незваный гость смотрел на Ниллин сурово, но спокойно – без излишней, порочной пристальности.
Где-то она уже видела эти жуткие рыжевато-желтые глаза. Но где и когда? Девушка в бессильном испуге прижала кулачки к подбородку.
Ягуар взял ее правую руку, бережно разжал кулачок.
– Вы любите танцевать? – спросил он.
– Люблю, – Ниллин опустила другую руку.
Она вновь обрела способность слышать музыку. Сжав пальцы, она почувствовала немного скользкую кожу, ощутила тепло, легкое движение пульсирующих вен. Но прочесть не смогла ни единой мысли, только одно его ощущение – легкое внутреннее тепло, достигло ее разума и испарилось, а потом ее обнял прохладный ветерок – неприятный, пугающий, и снова пустота. Утешало, что Ягуар также не видел ее мыслей. Вампир старался заглянуть ей в душу, но улавливал только поверхностный страх. Желтые глаза обжигали.
В неторопливом танце перемещая девушку по залу, как фишку в настольной игре по развернутой карте, Ягуар не чувствовал удовольствия, не поддавался страсти танцора. Он смотрел на Ниллин как на записную книжку с размокшими страницами, по которым расплылись чернила, и потому ни слова невозможно прочитать. Хотя ее чувства к нему были понятны без слов, и ее мысли легко угадывались по тревожным движениям глаз, он был всем недоволен – и ей, и собой, и развивающейся ситуацией.
Ниллин хотела сбежать, она ждала завершающих аккордов мелодии как предлога. Ягуар не дождался и их. Остановился, удерживая ее за руку, и отпустил.
– Вижу, вы сильно устали, принцесса. Не буду вас мучить. Предполагаю, у вас был трудный день.
– Для меня каждый день здесь тяжел, я как пахотный вол под палящим солнцем тащу свой плуг, – Ниллин сама взяла его руку, надеясь прочесть хоть что-нибудь: увидеть мерцание расплывчатой картинки, услышать отголосок чьих-то слов.
– Незавидная участь. Но все ли так плохо? – кажется, Ягуар улыбнулся. Или нет?
“Я не боюсь вампиров, – Ниллин мысленно заговорила сама с собой, – Я привыкла к вампирам, могу их даже целовать… Алайни… Мне нравится Алайни! Он очень милый. Он… живой. Да-да. Они все живые, мои воины. А этот – как мертвец. У него неживое лицо, неживая улыбка, неживые движения. Он – статуя, сошедшая с пьедестала. Я танцую с безжизненной статуей”.
