Бонопарт выкрикивал мое имя:
– Уайткрофт! Уайткрофт! Сейчас же остановись, дьявол тебя возьми!
…Но тот, кто за мной гнался, и был сам дьявол, и внезапно я услыхал другой голос… если только его можно назвать таковым.
Он звучал в моей голове, в моем сердце. Глухой, хриплый и настолько жуткий, что я ощущал его, словно тупой нож в моих внутренностях.
– Да, беги, Хартгилл! – насмехался он. – Беги! Никого не преследуем мы так охотно, как твое грязное отродье. И от нас еще никто не ускользнул.
Хартгилл? Это была девичья фамилия моей матери. По ним нельзя было сказать, что эта подробность их интересовала. Я бежал дальше, спотыкаясь и всхлипывая от страха. Тот, с прядями волос, отрезал мне дорогу, а остальные трое неслись вслед за мной. Справа от меня возносил свою башню к звездам собор.
Наверное, я мчался к нему, потому что он стоял там так, словно ничто не могло поколебать его стены. Но широкий газон, его окружавший, был мокрым от дождя, и я на каждом шагу поскальзывался, пока наконец, запыхавшись, не опустился на колени. Весь дрожа, я съежился на холодной земле, обхватив руками голову, как будто это могло укрыть меня от моих преследователей. Холод наполнял меня, словно туман, а надо мной раздавалось ржание лошади.
– Убийство без погони – лишь пол-удовольствия, Хартгилл, – нашептывал мне голос в моей голове, – но в конце заяц всегда мертв.
– Меня зовут Уайткрофт! – лепетал я. – Уайткрофт!
Я хотел было за себя постоять, драться, отправить их белые туловища на тот свет, туда, откуда они и явились. Но вместо этого я сидел на корточках во влажной траве и меня едва ли не тошнило от страха.
– Уайткрофт! – надо мной склонился Бонопарт. – Уайткрофт, вставай!
Никогда прежде не был я так счастлив услышать голос какого-нибудь учителя. Я зарылся лицом в траву и плакал навзрыд, но на этот раз от облегчения.
– Йон Уайткрофт! Посмотри на меня!
Я подчинился, и Бонопарт, увидав мое зареванное лицо, выудил из кармана носовой платок. Я схватил его дрожащими пальцами и с опаской посмотрел из-за Бонопарта.
Призраки пропали. Равно как и голос. Но страх остался. Он приклеился к моему сердцу, словно сажа.
– Господи, Уайткрофт. Ну вставай же! – Бонопарт поставил меня на ноги.
Остальные дети, выпучив глаза, стояли у края газона и оттуда пристально наблюдали за нами.
– Я полагаю, у тебя есть объяснение этому бесцельному прорыву сквозь ночь? – спросил Бонопарт, с отвращением разглядывая мои грязные штаны. – Или ты просто хотел нам всем показать, как быстро ты умеешь бегать?
«Самодовольное ничтожество!»
Коленки у меня все еще дрожали, но я сделал все от меня зависящее, чтобы мой ответ прозвучал с таким самообладанием, какое только было возможно:
– Тут было четыре призрака. Всадники на лошадях. Они… они гнались за мной.
Даже для моих ушей все это звучало по-идиотски. Мне было так стыдно, что я желал, чтобы влажный газон на месте проглотил бы меня. Страх и стыд. Могло ли быть что-нибудь хуже? О да, Йон.
Бонопарт вздохнул и взглянул на освещенный собор с таким укором, будто это он нашептал мне мою смехотворную историю.
– Ну хорошо, Уайткрофт, – сказал он (при этом он, не больно-то со мной церемонясь, тащил меня обратно к улице). – У меня складывается впечатление, что мы имеем здесь дело с необычайно сильным приступом ностальгии. Видимо, призраки повелели тебе безотлагательно бежать домой, не так ли?
Тем временем мы опять уже стояли рядом с другими, и одна из девчонок принялась хихикать. Но остальные уставились на меня так же озадаченно, как в предыдущую ночь Стью.
