Она говорила и говорила, а я не мог осознать масштабов абсурда, который происходит: меня толстого, маргинального алкоголика скромная, наивная, чистая и верная девушка обвиняет в том, что с ней не сплю. Что я не зову ее к себе домой, не пою ее дешевым вином, не опускаю свою руку на ее колени в колготках когда целую, что не пытаюсь незаметно стянуть носки со своих жирных ног, что не давлю на ее хрупкое тело своим животом, что капли пота с моего лба не падают на ее маленькую белую грудь, что не поворачиваюсь к ней своей жирной задницей и не ищу на полу трусы в тот момент, когда она осторожно трогает рукой у себя между ног, проверяя соблюдал ли я правила контрацепции о которых ей говорила мама.
– Может быть тебе нравятся шлюхи? – почти кричала Настя, – вполне возможно и наверняка ты к ним привык, но я не такая, ты мне нравишься искренне и хочу я тебя искренне и уже не знаю, что для этого сделать. Боишься, что трахнешь меня и больше не захочешь видеть?
«Да!» – пронеслось у меня в голове.
– Так пожалуйста! Кто тебе сказал, что я захочу тебя видеть!? Ты просто не мужик видимо, ты и не умеешь, наверное! – сказал она, а я понял, что это последний аргумент несчастной девушки. Скоро она должна была замолчать. После фразы: «Ты не мужик» – женщине уже ничего не остается. Это последний камень, который можно бросить в мужчину.
Она действительно замолчала и успокоилась.
– Давай сядем, – предложил я, когда мы оказались возле обшарпанной, желтой скамейки. – Понимаешь, Настя, я давно убедился, что людьми мы остаемся только до секса, после мы уже не можем узнать друг друга потому, что знаем друг о друге все. Я, знаешь ли, не всегда этого хочу.
– Не хочешь знать меня?
– Не хочу видеть, что ты знаешь меня – сказал я и закинул ее лодыжки себе на колени.
Она стала мягче и добрее. Мимо нас весело крича, пробежали дети: две девочки и меня чуть не вывернуло от невинности происходящего. Я погладил ее ногу у самой ступни и едва заметно задрал край ее синих джинсов. Под ними я увидел то, что и ожидал: голую гладко выбритую, блестящую, глянцевую ногу.
Такие девушки как Настя не бреют ноги просто так, не игнорируют колготы просто так в такую весеннюю стужу. Она ничего не замечала, она была занята какими-то своими мыслями. Я перевел взгляд на ее сумку из кожзаменителя и заметил, что она чем-то набита.
«Тряпье и средства гигиены» – понял я.
– Мне щекотно – ласково сказал Настя и потрогала меня за голову.
«Неужели она еще девственница? Почему я никогда не спрашивал? Да что тут спрашивать? Кто еще будет проводить с тобой все свободное от зубрежной учебы время и звонить ночами напролет, рассказывая, как прошли занятия и какой она приготовила салат. Конечно, девственница и сегодня она решила попрощаться со своей невинностью. Нет, моя милая, ты моя душа, а не… Пускай это будет тупой качок одногрупник по пьяни в машине. Это лучше, чем я. Все лучше, чем я. В этом деле важна не глубина падения, а качество дна, на которое падаешь. Об меня ты сломаешь ножки, а так еще есть шанс»
«Будет теплое пиво вокзальное, /будет облако над головой,/ будет музыка очень печальная – /я навеки прощаюсь с тобой» – зашептал во мне Рыжи.
– Сегодня какая-то хрень в кино выходит новая пойдем сходим? Там опять финансируют «Фонд кино», но режиссер, которому они платят талантливый. Может не продался?
– В кино? – спросила Настя растерянно.
