Рычаги. Ад бесконечной рефлексии - страница 24

– Да, ты же до одиннадцати со мной, как раз успеем – как можно наивнее сказал я.

– Да… просто мне завтра можно в универ не идти и родители уехали.

«Все ты понял Платон, зачем тебе эти проверки?»

– Тогда идем – сказал я.

В кино мы оба молчали, это молчание было похоже на то затишье, которое возникает между ударами колокола. Фильм был отвратительный. Какая-то горящая неоновым светом дрянь, рассчитанная на унылого, замученного обывателя, страдающего от жажды любви, боя и ума. Они купили и этого, подающего надежды режиссера. Я смотрел его первый фильм, тот, который он снял сам, за свои деньги. Это было наивно, но так хорошо, что мое сердце оттаяло. Теперь, когда мы два часа смотрели на этих говорящих о боли в камеру людей, я ощущал боль в желудке и бесконечное желание освободить мочевой пузырь.

На улице было сыро и ветрено. Фонари мерцали тусклым светом, подсвечивали редкие капли дождя.

Не выразить словами ее глаза, она смотрела на меня как на океан, в котором собралась топиться. Ее щеки раскраснелись, длинные пальчики дрожали, и я видел царапину на красном лаке мизинца. Она втянула голову в плечи, сомкнула стройные ноги.

«Холодно без колгот» – подумал я.

– Платон, мы можем еще погулять, у меня время есть – шептала она, опустив голову и прижав руки к моему животу, как к дверце храма.

– В другой раз, принцесса. Мне рано утром нужно быть на работе – как можно невиннее ответил я и очень быстро набрал номер такси.

Таксист был похож на сваренного рака, а его машина напоминала дождевую тучу. Рак высунулся из тучи и сказал, что продастся за двести рублей. Как можно незаметнее я сунул ему деньги и открыл дверь, приглашая Настю. Она стояла в нерешительности. Еще один миг и она начнет рассказывать, как сидела вчера в интернете и читала про «первый раз», как брила ноги перед выездом и поэтому опоздала, как аккуратно укладывала сменное белье и маленькое полотенце, которое мама подарила ей еще в школе на восьмое марта. Вот-вот она должна была начать говорить, что ее чрезмерная целомудренность вызывает насмешки у сверстниц, что ей страшно и хочется в то же время, что я тот самый мужчина, который сделает это и не обидит. Тот, рядом с которым уже не нужно никого искать»

– Ну чего стоишь, принцесса – сказал я изо-всех сил стараясь показаться улыбчивым и смешным, как завещал Сергей Александрович, – садись, а то замерзнешь.

– Не называй меня так! – по-звериному, с ударением на «меня» крикнула Настя и уселась в машину.

Она все поняла. Я унизил ее отказом и не почувствовал мук совести.

«И душу по кругу уносит, как тело желтое такси» – вспомнил я строчку из своего школьного стихотворения и подумал, что пишу я лучше, чем обращаюсь с женщинами.

Одиноко и сгорбленно, косолапя на правую ноги я отправился прочь от горящего белыми огнями кинотеатра.

– Милый, любимый мой Леха – кричал в трубку телефона, – выручай, я умру, если сегодня буду пить один. Земля сошла с орбиты, листы на земле перестали гнить, волк отказался сожрать зайца, я поднял глаза и не увидел небо.

– Что ты несешь? – кричал Леха радостно, я тебя не понимаю, что случилось, скажи толком, ты жив? Здоров?

– Такая жизнь, что здоровье не помогает – сказал и назвал адрес пивной, в которой хотел видеть Леху сегодня ночью.

Я не склонен к дружбе, с собутыльниками у меня получается лучше. Леха всегда был моим собутыльником, но нам случалось быть вместе и в наши трезвые дни. Он очень меня любил и ценил наш союз, я же видел в нем все то, что мечтал видеть в себе: целеустремленность, щедрость, обожание своего дела, искренность, чувственность, а самое главное, Леха обладал невероятным, могущественным как гора умом. Он знал все и помнил все.