Рычаги. Ад бесконечной рефлексии - страница 4
Бедный мужик задергал усами и заерзал так, что его джинсовая куртка сползла с плеч. Я не унимался:
– Мертвых в землю, живых к морю. Я только сегодня говорил с Семеном, и он был хмур. Видимо, нахмуриться придется нам всем.
Тут я резко встал, надвинул шапку на глаза и шепотом, почти на ухо мужику сказал:
– Вон тот напротив! Сегодня после восьми, тяжелое не берите и смотрите, чтобы без хвоста!
Тут я огляделся по сторонам и ушел, хромая на одну ногу.
Во всем этом абсурде существовали правила: я не должен был воздействовать со стариками, детьми, пьяными, не русскими и больными. Кроме того, нельзя было это делать при знакомых, иначе это превратилось бы в пошлое, дурашливое представление. Мне требовался эмоциональный взрыв, и я его совершал с расчетливостью смертника.
Автомобиль проехал вперед и неожиданно пассажирская дверь распахнулась. Я мгновенно впрыгнул в машину и дверь захлопнулась.
Даже влажные салфетки для рук в машине были дорогими. Я постарался перевести центр тяжести на ноги, чтобы не очень мять своим толстым задом салон.
– Ну, куда тебе вести? – спросила она.
Мне стало стыдно и какая-то лень, неподвижность овладела мной.
– Возле ближайшего пивного выбросите, и я не пропаду.
Она улыбнулась.
На ней был офисный костюм с белой блузкой, волосы, немного взъерошенные, темными волнами раскинулись на плечах, как черное море. Слегка бледная кожа контрастировала с черными как у вороны глазами. Пухлые губы немного слипались от красной помады. Натертый, наполированный руль блестел сильнее, чем голая коленка.
Она плотно положила руку на торчащий, длинный рычаг и переключила скорость. Мы поехали медленнее. Не глядя на меня она сказала:
– Ты не псих, не больной, не опасен?
Мне перехотелось ерничать и я сказал:
– Нет.
– А нахрена в машину полез?
– Вы же видели и себя и машину – зачем спрашивать?
Она улыбнулась и уже спокойно и весело спросила:
– Так куда тебя отвести?
Я назвал адрес и попросил разрешения закурить. Она позволила. Мы разговорились о работе: она была менеджером в какой-то форме, я рассказал о том, чем сам занимаюсь, сказал, что, в общем-то, я клерк низшего порядка. Брюнетка расспрашивала о моей работе и дивилась масштабам моей деятельности, вернее ее отсутствию. На вопросы я отвечал скупо и без интереса. Я ненавидел людей, способных всерьез говорить о своей работе.
На вид ей было не более двадцати пять, и кроме того, стало заметно, что у нее нет мужчины. Не то, чтобы она не могла себе его позволить, просто отвыкла. Она смотрела на меня интригующе и оценивающе. Дорога стала свободнее и она поехала быстрее, но даже на большой скорости она поворачивалась в мою сторону каждый раз, когда что-то говорила.
На город опустился вечер, и моя пешая прогулка не удалась, потому, что меня подвезла до дома шикарная женщина на автомобиле, превышающем стоимость моей годовой зарплаты в двенадцать раз. Когда мы подъехали, то казалось, что мы стали настоящими друзьями, у нас было все для этого: я ее призирал за примитивность, она меня за бедность.
Леди повернулась ко мне полу боком и стала гладить свои длинные волосы, перемещая их со спины на грудь. Я влюбился в ее шею после того, как она на две секунды покрылась мурашками. Мне кажется, она сама это заметила и покраснела. Свободной от волос рукой она убавила громкость магнитофона, и какой-то мерзкий, слащавый голос наконец-то утих. Она сильно сжала колени, подалась вперед, запрокинула голову и застыла в тусклом свете автомобильной подсветки как ангел, случайно зашедший в придорожный бар. Ее губы блестели и придавали рту какую-то незавершенность.