Я подхожу к маме и говорю:
– Я ее сегодня принесла. – Достаточно ли я бодро и весело это говорю? Улыбайся, Натали. Радуйся приобретению. Зарази маму этой радостью. – Посмотри, какая милая! Разве она не прелесть?
Мама искоса смотрит на собаку, которую я держу под передние лапки на вытянутых руках, как Рафики держит Симбу в мультике про Короля-льва. Так у Петунии пропадает последняя видимость шеи, и голова погружается в складки кожи на плечах. Задние лапы торчат под странным углом, а потом она начинает извиваться в попытке сбежать. Это совсем не так обаятельно, как я думала.
Мама открывает рот от изумления. Такого я никогда раньше не видела. Когда у меня непроизвольно открывается рот, она говорит: «Прикрой рот, Натали. Ты что, изображаешь рыбку?»
Наконец она произносит:
– Эм-м…
Еще одно, что, по ее мнению, нам никогда не надо делать.
О боже.
– Она лишилась дома, – начинаю я. – Я несу за нее ответственность. – Петуния снова начинает извиваться, поэтому я прижимаю ее к себе и понимаю, что буквально не дышу.
Мама вздыхает.
– То есть в результате этой сцены я предположительно должна сделать вывод, что ты надеешься ее… оставить у себя?
– Ну, если ты хочешь, чтобы я ее посадила на пол, и она сидела бы там какой-то неопределенно долгий отрезок времени, то можно смотреть на нее и так.
– Хм-м… Нет. – Мама пренебрежительно машет рукой и уходит в кухню. Каблучки стучат по плитке, она открывает холодильник.
– Мам, у каждого ребенка должен быть домашний питомец.
– У тебя есть Плавничок.
– Рыбка Брента не считается. Она даже не моя!
Кроме того, строго говоря, рыбка Брента – это не Плавничок. Но я не очень хотела бы поднимать сейчас эту тему.
– Нам не нужна собака. – Мама закрывает холодильник и открывает морозилку. – Как насчет лазаньи на ужин?
Она имеет в виду, что собирается поставить в микроволновку замороженную лазанью. Я не против, потому что тот единственный раз, когда она попыталась приготовить настоящую лазанью с нуля, обернулся катастрофой. А вот посмотреть, что внутри пожарной машины, было реально интересно.
Мама берет орегано с полочки со специями, которая висит рядом с ее идеально чистыми дизайнерскими фартуками. Она снимает с лазаньи пластиковую крышку и сыплет сверху немного орегано. Нюхает то, что получилось, и, очевидно довольная результатом, ставит поддон в микроволновку. Потом включает ее.
– Мам, ну посмотри на нее, – предпринимаю я еще одну попытку. – Взгляни в ее печальные глаза.
Петуния уже сидит на полу и с тоской смотрит вверх. Потом она начинает тихонько поскуливать. Отлично.
Мама смотрит на собаку и опускается в кресло возле кухонного стола.
– С чего тебе вдруг захотелось собаку, Натали? Тебе же раньше никогда не хотелось собаку. Я так старалась обеспечить тебе хорошую жизнь, а теперь ты намекаешь, что она была недостаточно хорошей?
– Конечно, достаточно. Дело не в этом. Просто я увидела печальную бездомную собаку и подумала, что мы можем ее приютить. У нас такой счастливый, полный любви дом, что, мне показалось, мы можем поделиться им с еще одним живым существом, попавшим в беду.
Это все неправда, но, по-моему, я хорошо придумала. Мама же хочет слышать именно такие слова, правильно? Разве она может сказать, что я вру? Воцаряется молчание, наполненное жирными смыслами.
– А еще! Королева держит собачек! – Как я могла забыть про этот аргумент! – У королевы Елизаветы штук десять собак породы вельш-корги-пемброк. А ты всегда говоришь, что мы должны во всем равняться на королеву. Вот я и равняюсь.
