Маму это все явно не переубеждает.
– Это существо не имеет ничего общего с вельш-корги, да и ты сама не королева. Вот когда мы переедем в Букингемский дворец, тогда и собаку себе заведешь.
И снова тишина. Аргументов остается не так-то много.
– Если ты заставишь меня отнести ее обратно в приют, ее там убьют.
– Но это же не моя проблема, так ведь? Нужно было подумать об этом до того, как принести ее домой. – В мамином голосе слышится решимость. Она на секунду задерживается взглядом на Петунии, но потом мотает головой. – Налью себе чаю.
Я стою у кухонной барной стойки, пока мама роется в шкафчике в поисках пакетика «эрл грея».
– Мам… – Об этом я сразу не подумала, но лучшим моим аргументом может стать правда. – Нам придется ее оставить, потому что меня об этом попросил кое-кто, кому известен мой секрет.
Мама замирает с чайным пакетиком в руке и поворачивается ко мне.
– Прошу прощения?
У меня пересохло во рту.
– В школе есть одна девочка, ее зовут Элла. Она в десятом классе. Она знает правду по поводу моей аварии и шантажом заставила меня взять из приюта эту псину.
Мамино лицо чернее тучи.
– То есть после всех моих предупреждений ты ни одного дня не смогла провести в школе без того, чтобы тут же не рассказать кому-то правду?
– Я пыталась! И я не виновата!
– Да ты никогда у нас не виновата, не так ли? – Мама снова пытается сделать себе чай, но кажется, что она тычет в воду не пакетиком, а ножом.
Я не собираюсь плакать. Я обхватываю себя руками.
– Мам, Элла была на месте аварии. Она сама все видела. Разве в этом есть моя вина? Я не знала, что кто-то мог все видеть.
Немного чая переливается через край чашки. Мама прекращает тыкать в него пакетиком и берет бумажное полотенце. Она вытирает пролившийся чай, складывает руки на груди и переводит на меня внимательный взгляд.
– И она сказала, что тебе нужно взять из приюта это… существо или она сделает что? Расскажет про тебя всей школе, как журналист желтой газеты? Сколько она знает?
– Я не в курсе. – Я еще крепче обнимаю себя. – Думаю, она подозревает меня в том, что… что это была попытка суицида…
Мамины плечи сжимаются и каменеют, словно она услышала ужасное бранное слово.
– Кажется, она не знает, ну, о моем состоянии. – Мама уже так напряглась, что я не осмеливаюсь произнести «биполярное расстройство». – Мне очень жаль. Она ничем конкретным не угрожала, но я почувствовала, что какие-то угрозы все же подразумеваются. Для чего еще ей просить меня взять собаку ее бабушки? Да и конкурс на звание королевы школы всего через несколько недель. Если многие узнают правду, они начнут задавать вопросы. Это может мне навредить.
Мне, честно скажу, на это звание плевать. Но для мамы оно означало бы исполнение ее американской мечты: у нее уже есть декоративный белый заборчик вокруг дома, сын-бейсболист с университетской стипендией, для полного счастья осталось только чтобы дочка стала королевой школы. Конечно, она не позволит одной несчастной собачке разрушить образ полного благополучия.
– Натали, я столько раз предупреждала тебя быть осторожнее. На что еще я, по-твоему, должна пойти, чтобы твоя тайна не всплыла?
– Больше ни на что, обещаю. Я буду самой осторожной на свете.
Можно подумать, что моя тайна заключается в том, что мы русские шпионы. Однако в этом случае ее стремление к тому, чтобы наша семья выглядела идеальной, играет мне на руку. Я задерживаю дыхание. Других аргументов у меня не осталось. Если это не сработает, велик шанс, что Петуния и правда погибнет. И хотя я знаю эту собаку всего около часа, от одной мысли мне становится плохо.
