– Я психолог. Здравствуйте, Нина Семеновна. Давайте немножко с вами пообщаемся. Меня слышите? Понимаете?
Веки сомкнулись дважды
– Что-нибудь помните сама?
– Да, – чуть слышно прозвучало в ответ.
– Что помните из последних событий своей жизни, попробуйте, вспоминайте.
– Я вчера дочке звонила в Москву.
– Да вы просто умница, так хорошо говорите! Но это было не вчера. Вы здесь уже три недели. Наконец-то пошли на поправку. Давайте еще поговорим. Где вы живете?
– В Ставрополе.
– Давно?
– Восемь лет.
– Живете с кем-то или одна?
– Одна. Летом внук приезжает.
– Были замужем?
– Была.
– Мужа нет в живых или вы разведены?
– Умер. Муж умер.
– Достаточно на сегодня, вы устали. Теперь просто попробуйте вспомнить, что было после звонка дочери, что было дальше?
Нина Семеновна закрыла глаза, лицо ее побледнело, лоб, щеки покрылись крупными каплями нота, стало трудно дышать. Какой-то дым, дым перед нею, гадкий, удушающий, стена дыма, ничего не видно. Она вновь провалилась в темноту.
– Елена Ивановна, довольно на сегодня.
Врач-реаниматолог подошла к психологу:
– Очень слабенькая она, устала. Завтра выходит из отпуска заведующий.
– Уже завтра? Вот время летит!
– Да, уже завтра, доложим ему о нашей пациентке, никто не думал, что выживет.
Дым, заполнивший хрупкую память Нины Семеновны, рассеивался. Она вновь возвращалась в прошлое…
ЧП на работе у мужа. Супруг его любовницы из соседнего обкома застукал их в гостинице, устроил страшный скандал, драку и написал письмо в горком о недостойном поведении коммуниста.
Алексей Романович ходил потерянный. Вдруг заметил, что рядом с ним живет жена.
– Ты, Нин не слушай, если про меня будут гадости говорить. Это все клевета.
– Алеша, для меня ты – отец нашей Танюши. Меня ты давно бросил.
Он неожиданно взорвался:
– Да не мог я жить одним твоим прошлым. Ты же с детства всё в себе закомплексовала. А я для тебя столько сделал, в партию потом тебя, узницу, приняли! Кто б знал, что главный инженер фабрики – заключенная из концлагеря! Я тебе судьбу подарил, семью! Я, я…
Нина прижалась к стене, снова превратившись в маленькую девочку, которую сейчас легко могут убить, физически уничтожить, и никто не заступится, никто не поможет. Слёзы заливали бледное лицо, но сжатые кулаки как будто сконцентрировали в ней невидимую силу, и она впервые, громко и отчетливо выговаривая слова, прорвала плотину молчаливой беспомощности:
– Так ты тоже считаешь, что я виновата, что шестилетним ребёнком меня увезли из родной деревни, морили голодом, мучили, травили собаками, избивали? Ты считаешь это моей виной?! Нашли врагов народа! Да вы все должны просить у нас, узников концлагерей, прощение за загубленную жизнь после возвращение из плена, за вечный страх, боль. И за мои комплексы, да, Алеша, и за них тоже. А впрочем, я тебя ни в чем не виню. У тебя своя жизнь и ответственность за неё, у меня – своя. Ещё раз повторяю, ты – отец нашей девочки. Спасибо тебе!
Скандал замять не удалось, разбирали личное дело заведующего отделом горкома партии, поведение признали аморальным. То, что в соседнем номере развлекался с подружкой его начальник, Алексей Романович скрыл. В благодарность за мужскую солидарность начальник способствовал его дальнейшему назначению секретарем парткома пивзавода.
