Я
надеялась… нет, я верила, что со мной такого не случится – никогда. Что если
полюблю кого-то, все равно останусь собой. В первую очередь – собой. Человеком
со своими желаниями и потребностями. Не позволю так с собой обращаться. Однако,
если честно, глядя на мать, любить вообще не хотелось.
В
начале одиннадцатого я подошла к дому и снова написала ей.
«Уже
еду», - ответила она.
Села
на скамейку у парадной, чтобы не пропустить ее. Решила, что скажу, будто забыла
дома ключи. Звонила, мол, а Виталик не открыл. Пусть говорит, что не слышал.
Появился
какой-то парень в косухе, но не вошел в парадную, а посмотрел номер дома на
табличке и уткнулся в телефон, возя пальцем по экрану. Потом повернулся в мою
сторону.
О
черт! Да что же сегодня за день такой?! Может, меня проклял кто-то? Или я так
сильно нагрешила в прошлой жизни?
-
Ты чего здесь? – спросил Мирский, остановившись рядом.
Очень
хотелось послать его в самые далекие ебеня, но даже на это уже не осталось сил.
Видимо, поэтому мое предложение идти на фиг он проигнорил и шлепнулся на
скамейку. И спросил, как дебил из пиндофильмов:
-
У тебя проблемы?
-
Моя самая большая проблема на сегодняшний день - это ты, Мирский! – прошипела
я. – Отъебись уже, а?
-
Фу, какая ты грубая, Маня, - фыркнул он. – Ой, извини, Маней же нельзя тебя
звать.
Я
уже хотела ответить так, чтобы его унесло ветром, но именно в этот момент из
темноты вынырнула мама с двумя здоровенными сумками.
-
Маша? – неприятно удивилась она.
-
Добрый вечер, - улыбнулся Мирский, вскочив. – Вам помочь?
-
Нет, спасибо, - отрезала мама, глядя на него с подозрением.
-
Это… Сева Мирский, мой одноклассник, - пробормотала я, умирая от злости и
досады.
-
Ясно…
-
Ну я пошел, - Мирский разве что ножкой не шаркнул. – Спокойной ночи.
-
Прекрасно, - глядя ему вслед, процедила мама сквозь зубы. – Вместо того чтобы к
экзаменам готовиться, у тебя ночные прогулки с мальчиками. А потом на отчима
наговариваешь, что он на тебя как-то не так смотрит… якобы.
О
боже-е-е! Мне даже оправдываться не хотелось. Пусть лепит что угодно.
-
Кстати, тебя биологичка просила зайти, - я достала ключи и открыла дверь
парадной. – Хочет с тобой поговорить.
-
И что ты еще натворила?
Еще?
Натворила?
-
А с мальчиком целовалась. Прямо на уроке, - с ухмылочкой ответила я. И чуть не
упала от хлесткой пощечины.
Сева
Мамаша Маликовой с таким видом смотрела то на нее, то на меня, как будто мы злостно трахались на этой скамейке. Сначала стало смешно, и даже потроллить пытался, изображая любезного идиота. Но когда отошел, что-то заставило обернуться.
Показалось, что мать отвесила Машке крепкую такую оплеуху. Звонкую. Или не показалось? Они вошли в парадную, хлопнула дверь.
Ни хрена себе! Это что, из-за меня? Или я чего-то не знаю?
Да я, собственно, вообще ничего о ней не знаю. Кроме того, что она странная и страшная. Тощая, как будто ее не кормят, под глазами синяки, губы искусанные, вечно в каких-то корках, щеки ввалившиеся. Всегда мрачная, угрюмая. И чуть что – сразу психует. Наверно, поэтому и тянуло ее зацепить. Какой смысл выстебывать человека, который не реагирует? А вот если бесится – самый смак.
Но, может, неслучайно она такая? Сколько меня за всю жизнь ругали, наказывали – и надо сказать, за дело. Но ни разу даже пальцем не тронули. Бабушка, правда, грозилась выдрать как сидорову козу. Так я и не узнал, почему коза сидорова. Хотел потом погуглить, но сразу забывал.
