С мечтой не прощаются - страница 23

– Так я и подумала… А у нас нет понятия «анфэ». Есть морально-нравственные запреты, но яркие цвета и звуки не отвергаются.

– У вас другой мир. Другая история… Хорошо, что вы одеты скромно. И хорошо, что вы приземлились в столице. В другом городе вас бы привезли к градоначальнику, а они в каждом городе разные. Все они, конечно, мои подданные, но планета большая, за всеми не уследить…

– Мы просим твоего содействия, о правитель Танхут, – поклонилась Инна, – в организации наших исследований. Мы должны встречаться и беседовать с разными вашими людьми.

– Вас свяжут с моей канцелярией. Я дам распоряжения.

На тихой и тенистой улице Мошенников жил немолодой сочинитель историй.

Жены у него не было – умертвилась. Старший сын навещал изредка, средний – часто. А младшего сочинитель не видел уже года четыре.

Старший сын, Вовш, был учёным-физиком. Его большая голова – лысая, остроконечная, перепоясанная очковой лентой, с торчащими поодиночке жёсткими щетинами – то и дело порождала диковатые идеи. Кое-что отец даже использовал в сочинениях. Он не так уж много понимал в физике. Но большинство идей сына казалось ему завиральными. Конечно, всякая гениальная идея в физике должна быть достаточно безумна. Но идеи Вовша были безумны не по-доброму.

Умная голова… – вздыхал отец. – Но дураку досталась.

А младшему, самому любимому, не досталось и умной головы. В ранней юности Афлюн поступил было на журналистику, но бросил учёбу на последнем курсе. Переметнулся в шоу-бизнес. У него был не то чтобы красивый, но громкий и резкий голос, хорошая дикция и идеальное чувство ритма. Он стал выступать на концертных площадках, в ресторанах, просто на перекрёстках. Собирались толпы… Он стал хорошо одеваться, щеголять серебряными и платиновыми кольцами, часто менять подруг. Одну сочинитель видел в окно: бесштанная, с длинными крашеными ногами… Сын поселился в роскошных апартаментах. За последние четыре года ни разу не навестил отца и не пригласил к себе. Телефонных звонков не любил. Подняв трубку и отозвавшись, через минуту начинал прощаться.

– Извини, отец, у меня гости…

То у него гости, то он сам в гостях, то едет в автомобиле, то приехал и готовится выходить на сцену, то делает срочный ремонт в апартаментах… Фантазия богатая. Холоден стал, как болотная поскакушка. Звонить ему – только душу морозить.

Как-то предложил:

– А давай переписываться по электронной почте.

– Умник! Как будто в разных городах живём.

В ответ раздались короткие гудки.

Отрезанный ломоть… Не удержал.

Но средний сын, художник, приходил часто. Много рассказывал. Приводил дочку. Вот уж с этим крохотным существом сочинитель по-настоящему отдыхал душой. Взять на руки, посадить на колени. Провести ладонью по тёплой шелковистой головке, послушать щебет…

– А дядя Вовш – нехороший! Он мою игрушку разбил. Кубик логический.

– Он нечаянно… – отвечал дед, испытывая робкую, опасливую нежность. Запретное, как и радость, чувство, нелюбимое Богом. Нельзя безоглядно предаваться радости.

Дети – всегда еретики, пока не начали учиться в школе. За такими зелёными веточками и общество, и власть, и даже блюстители молчаливо признавали право на ересь.

Отец девочки тоже был – еретик. Но никто не мог доказать этого. Кимон средствами графики добивался того, что картина начинала играть всеми красками натуры… Эксперты неизменно устанавливали, что художник пользовался только ахроматическими карандашами. Придраться было не к чему.