Может, тогда не сразу прибью мальца за вчерашний кутёж,
если так расстарался.
– Тётенька Уна, завтракать айда! – радостно пропищал
Эричек, но голос его внезапно дал хриплого петуха и тот, ойкнув, схватился за
горло.
– Так тебе, оглоед. Будешь знать, как сигары курить, –
мстительно сказала я, потирая спросонья глаза.
А когда протёрла, то не поверила им. Эричек за ночь
будто вымахал на добрый десяток сантиметров. Над верхней губой у него проклюнулся
трогательный пушок, брови стали гуще и темнее. А когда я отняла руки от его
горла, то заметила намечающийся кадык. Вот тогда и перепугалась. Может, это я
его неосторожным словом покрыла? Да вроде нет…
Я наскоро ощупала гладкий лобик, раздвинула веки
пальцами и заставила его показать язык.
– Ел что-то незнакомое? Ягоды; может, листья жевал?
Растунции срывал какие-нибудь? Ну, отвечай! – набросилась я на него. – Говорила
же тебе стороной их обходить, пока полезные от вредных отличать не научишься!..
Чёрт, это какие же такой стремительный рост могут вызывать?!..
– Ы-аээээ-а, – увернулся Эричек от засунутой в рот
серебряной ложки.
Горло было в порядке, не покрасневшее, да и хрипел и
кашлял он не так, как это было бы от выкуренной сигары.
– Да всё хорошо со мной, тётенька, – потупил он
глазки. Нет, голос был не просто хриплый… А ломкий и менял тональность на
каждом слове. Как у подростка. – Пройдёт всё скоро, не переживай ты так. Тебе и
дяденька Скоропут сказал, что всё обойдётся.
– Голова не болит? – всё наседала я. – Кости не ломит?
Господи, да что ж ты сожрал такого… У тебя ведь рот не закрывается, постоянно жуёшь,
всё подряд в рот тащишь.
Паршивец и сейчас уже подъедал яичницу с немалой
сковородки, водружённой на стол. Скоропут, точно! Ну, дядька, не отвертишься.
Явно ведь знал, что с мальцом что-то не так, а мне сообщить не удосужился.
– Так, – распорядилась я. – Мора! Этого уложить, пока
не вернусь. И рыбьего жира ему дай на всякий случай. Будет сопротивляться –
Генриетту задействуй. Фрэнки! Дамочки наши пусть с портретами из магической
ассоциации свяжутся, узнают, не появлялись ли новые растунции с эффектом
ускоренного роста. Про молодильные ягоды я слышала, а вот про такое впервые. Я
в полицию пока наведаюсь, скоро вернусь. А с тобой, паршивец, про алкоголь
поговорим ещё, выпоротник заодно прикуплю…
Эричек отчего-то был тих и покладист, видимо, сам
испугался таких внезапных метаморфоз в своём теле. Только мелко закивал и громко
рыгнул, совсем уж по-мужски.
В полицейском участке кипела работа, от народа было не
протолкнуться, но Всевидящее око Альматы не зря так звался. Меня он заметил с самого
порога и попытался было схорониться за чьей-то бандитской ряхой в наручниках.
– Скоропут Райкконен! – рявкнула я на всё отделение,
прожигая начальника полиции взглядом.
Бандитская ряха вздрогнула и от греха подальше сместилась
в сторону, открывая мне повинное лицо дядьки.
– Племяшечка! – тут же расцвёл он. И перешёл в
наступление, первым начав жаловаться. – Уна, девочка моя, скажи: как ты всего
за одну неделю успела стать такой дешёвкой? За твою прекрасную головку дают уже
всего четыре тысячи вместо пяти…
– Когда я разнесу твой бордель к чертям собачьим, мне
твои «не совсем законные люди» сами за это десятку доплатят!
– А ты можешь? – внезапно заинтересовался мрачный тип
в наручниках.
– Договоримся, если что, – пообещала я ряхе, не сводя
глаз с Грозы татей. – Дядюшка… На пару слов.
