– Ах-ах, бедное дитятко! – дуэтом квохтали Китти и
Либби, нарисованные дамочки в вековых рюшечках. – Нет, нет, она тебя
обязательно признает! Иначе со свету сживём! Ну как же – родную кровиночку прятать
да в чёрном теле держать… Имени своего не дать! Ах, Вульфичек, деточка ты наша
несчастная!..
Рамы у портретов блестели подозрительной чистотой, а недовольно
поджатые губы у дамочек были смочены чем-то влажным.
Несчастная деточка развалилась в кресле и потягивала из
бокала хозяйские запасы белого вина.
– Ээ-эй! – возопил малец, мотнувшись всем тщедушным
тельцем от моей затрещины.
– Ээ-эй! – возмутились Китти и Либби. – Вульфичек для
нас вообще-то дегустирует! Мы последние тридцать лет спать не можем – нас очень
интересует урожай восемьдесят первого: повторились ли в купаже те же луговые
нотки, что в шестьдесят седьмом…
– «Вульфичек»? – зловеще протянула я, с грохотом
припечатав портреты лицом к стене.
– Эрик Теодор Маркус Вульфорд, – пискнул малёк. – А ты
вылупилась уже, тётенька Уна, да? Вот как заново родилась, я сразу заметил!
Красивая – глаз не оторвать! И рука крепкая, почти как у молодой!
От второй затрещины Эричек ловко увернулся.
– И жрать, наверное, хочешь? – заискивающе спросил он.
– А я тебе мяска пожарил.
Не знаю, что это за обратка такая была, но в какой-то
момент я проснулась бодрой и полной сил. Во всём теле была необъяснимая лёгкость,
едва ли не летать хотелось. Я ещё хотела взмахнуть руками, представив их
крыльями, но подумала, что это совсем уж глупо будет.
Есть действительно хотелось. В себя я пришла лишь к
обеду следующего дня. Хм, а не так уж плохо всё вышло. Выспалась, опять же. Вот
бы оно всегда так – просто вырубаешься на двое суток и всё, никаких больше
нехороших последствий в виде противных мальцов или наглых поганцев с заброшки.
Эричек с аппетитом уплетал жаркое, откусывая за раз по
половине огурца и пропихивая всё внутрь ломтём хлеба.
– Да подавишься же, – не выдержала я. – И жуй
хорошенько, а то животом маяться будешь.
– Мж-жую, – промычал мальчонка. И задрал верхнюю губу,
блеснув белым рядом.
– Это как у тебя зубы так быстро растут? – опешила я.
– Кушаю хорошо, – похлопал он глазками. – Тётенька Уна,
а ты доедать будешь? А то мне питаться усиленно надо.
– Ну-ка, встань, – прищурилась я на него. Эричек
послушно вскочил. – Да выпрямись ты! А, нет, показалось… Думала, ты помельче.
– Ты морковку кушай, от неё зрение улучшается, вот и
казаться не будет.
– А от ремня – болтливость уменьшается.
– О, а ты выпоротник пробовала? – оживился малец. – Я
на рынке видел, такой интересный! И стрекалами своими – вжух-вжух! Принести
тебе завтра? Только чур на мне не пробовать, я халосый мальчик. Можно на Море,
она всё равно ничего не чувствует…
– Оставь бедное убоище в покое. Так, ладно. Завтра пойдём
тебе одёжку присмотрим, а то штаны коротковаты. Слушай, а ты точно не был
мельче? Вроде вчера штаны как раз по длине были.
– Я вчера худенький и голодный был, вот и спадали
немного. Ты не переживай, мамка Уна, сам обновки справлю. А ты своими ведьмовскими
делами занимайся – растунций там сходи насобирай, проклятия новые разучивай, я
тебя от работы отвлекать не буду.
