Что, говорите, растений таких никогда не видели? Так
это новый сорт вьюнка ползучего, чёрненький в голубую крапинку. И что, что с
зубами? А чем ему ещё мух пережёвывать? Вы мух тут вообще видали? Нет? То-то
же. Может, кваску с дороги? В такую жару самое оно…
Квас на основе дурын-травы отшибал всю память за
последние сутки. А по пробуждении можно было внушить человеку что угодно – во всё
поверит. Вот и клирики отбыли с чувством выполненного долга, уверенные в том,
что задание справили в полной мере.
Жить иномирные растунции особо не мешали, да и пользы
от них оказалось куда больше, чем вреда. До полноценной степи эти места не
дотягивали, но земля всё равно была скудная, а климат засушливый и переменчивый.
Жаркое удушливое лето сменялось сухими пронзительными ветрами и морозами.
Редкая зима выдавалась снежной, а оттого переносить её было куда тяжелее, чем на
том же севере.
На городских окраинах растунциям никто не мешал – они
и раскинулись буйными зарослями. И то ли из своего мира воду несли, то ли из
неведомых наших глубин, куда мы колодцы докопать не могли, тянули, но
чувствовали они себя вольготно. Да ещё и щедро делились влагой, испаряя её по
ночам. И вот когда народ приметил, что дышать в засушливой Альмате стало
намного легче, а в первую же зиму выпал снег, прежде отметившись осенними
ливнями, то последние сомнения в их пригодности исчезли.
Растунции были разные: и красивые, и агрессивные, и
съедобные, и застенчивые, и полезные, и ядовитые. Вели они себя по большей
части смирно, да многие и вырасти-то толком не успевали – ушлый народ мигом под
разные нужды срывал.
Конечно, учёные мужи окрестили иномирную флору
по-умному и даже классифицировали, но станут ли простые люди те
зубодробительные слова запоминать! Да и народные названия отражали суть
растунций куда точнее. Так что тот зубастый вьюнок был никакой не конвольвулюс
по-научному, а просто мухожорка ползучая. Ползучая – в прямом смысле, а не так,
как вьюнок по стенам вьётся. Ну, да и к такому привыкли.
Очень быстро на главном городском рынке возник особый
ряд. И торговали там весьма бойко. Декоративные растунции и их семена с охотой
покупали на букеты и домой. Для уюта, стало быть. Цветы у таких растунций были
яркие, невиданные, необычной формы и расцветок. А уж характеры… Относительно
безобидными считались настырции прилипчивые, гордензии нахальные, культяпки
миловидные, сбегонии, наплюмерии, феялки взлелеянные и разнообразные
кактотактусы.
Немалая часть сгодилась в аптекарском деле, например, та
же дурын-трава, хмышня красивейшая, драцена вечномолодая и драцена вечнопьяная,
спатенькифиллум, пофигитум приземлённый.
А если повезёт найти цыплятку недожаренную или
нечайное дерево, то о еде и питье можно неделю не думать – пары плодов хватает.
Некоторые растунции приспособили в домашнем быту, как
тот же колокольчик грёбаный, истошно требовавший полива ровно через девять
часов после предыдущего. Или выпоротник ласковый, что стал угрозой похлеще
отцовского ремня. Впрочем, и бездетные пары его охотно покупали…
Были, конечно, и откровенно опасные вещи: губискус,
честноцвет, зомбо-бессмертник, лавр подлый, он же просто бессовестный,
третьецвет низкосортный и кислица блевотная.
Была и просто непонятная и странная поросль – такая,
как октябрист пламенный, монстера несовершеннолетняя, стрелиция слепошарая и,
наконец, самая пугающая растунция – фисташка нераскрытая.
