Ох, видят боги, в полицейский участок я не планировала
заходить в ближайшую пару лет. Но…
– Уна, радость моя! – возопил на всю контору Скоропут
Райкконен. – Вот только о тебе думал! Само провидение тебя ко мне послало!
В полицейском участке, как обычно, царила суматоха.
Сновали сотрудники, летали со стола на стол папки с делами, плакались на
несправедливость нечестные торговки, задержанные мелкие воришки даже тут
пытались что-то стянуть, уже знакомая бандитская ряха гремела наручниками. Но
даже в этом бедламе дядька Скоропут моментально выцепил взглядом меня, а я –
нахальную рожу поганца, мгновенно оскалившегося в радостной улыбке при
упоминании моего имени. Глаза я быстро отвела, хотя не скрою, было желание
рассмотреть поганца при свете дня и в полной комплектации прожитых лет.
– Нет! – рявкнула я, перекрыв этот гомон. Знаю я эту «радость»,
опять что-то от меня нужно. – Даже не думай, дядька! Поганца твоего я
вырастила, вон, полюбуйся – вымахал поганее прежнего. А больше ни на что не
подписывалась!
– Девочка моя… – расплылся в самой умильной улыбке
Скоропут.
– Нет! Не девочка и не твоя!
– Ох, чёрт, так это моя вина, что уже не девочка? –
пробормотал поганец. – Если б я только знал, что ты до меня ни с кем…
Я только похлопала глазами.
– Можно я его пристрелю? – с надеждой спросила я
дядьку. – Я отсижу, сколько надо, даже чистосердечное напишу. Да вот, считай,
сама и пришла уже в участок сдаваться.
– Нельзя, – резво убрал Скоропут пистоль со стола. – У
меня сотрудников и так не хватает. А если в участке пристрелишь, то я это тебе
как отягчающее запишу. Нам по штату уборщиц не положено, а сам я тут кровищу
после него отмывать не нанимался. Кстати, дорогая, ты второй такой же пистоль
не видела? Они у меня парные, именные, с насечками…
– Да засунул, наверное, куда-нибудь, – отвела я глаза.
– Под теми папками посмотри, у тебя ж тут чёрт ногу сломит. Вот оно и видно,
что уборщиц в участке не водится. О, а ты этого ушлёпка на наведение порядка приспособь!
Всё равно от него никакой пользы.
Эрик новое назначение проигнорировал, но присмотрелся
к оружию. А я невольно присмотрелась к Эрику. Поганец… тьфу ты, пистоль! Пистоль
был действительно красивый, с затейливой чеканкой по стволу и золочёной монограммой
«СР» на ореховых щёчках рукоятки.
– Ох, потеря потерь, – сочувственно сказал Эрик. – А у
парного, начальник, накладки костяные были, и с тем же вензелем?
– Так ты его видел, паршиве… В смысле, дорогой мой
новый оперативник! Костяные, как есть! – обрадовался Скоропут. – Из бивня
виндейской твари, что величиной с дом, очень уж матерьялец редкий… Где?!..
– Кажется, видел… – протянул поганец, нахально глядя
мне прямо в глаза. – А, может, и нет…
Вот же памятливый, сволочь. Надо было его сразу из
того пистоля в заброшке пристрелить.
– Не видел, – прошипела я и наступила ему на ногу.
– Ох, точно… с другим спутал. У пристава Нишона
немного похожий. Звиняй, начальник, – развёл он руками. – Обознался.
– Никакого от тебя толку, Ро́йне, – буркнул Скоропут.
– «Ройне»?!.. – моментально вскипела я. – Дядька, а ты
у этого проходимца документы смотрел вообще, прежде чем на работу брать? Либо врёт
напропалую, либо бабка его так и не смогла определиться с имечком и весь
ономастикон ему при рождении в свидетельство записала.
– Ройне – это уже фамилия, – скромно потупившись, сообщил
поганец. – Но мне больше нравится «Эричек» – из твоих поджатых губок это звучит
так сурово и так… многообещающе…
