Я только зло зыркнула на него, а Скоропут уже громко
хлопнул в ладони:
– Так, деточки! Потом миловаться будете. Дело для вас
есть… Уна, письмецо получила?
– Нет! – тут же открестилась я. – Я просто так зашла.
По тебе, дядька, соскучилась.
– Да ну как «нет», Уночка, – нехорошо протянул Всевидящее
око, снова отрезая мне путь к отступлению. – А я вот точно знаю, что некая
мейсе Райкконен сейчас проживает в заброшенном особняке графьёв Стефен-Дари, потому
туда и прислал.
Я лишь чиркнула большим пальцем по горлу, в упор глядя
на поганца, сдавшего дядьке место моего нынешнего проживания. «Ещё и стукач», –
прошипела я. Поганец послал мне воздушный поцелуй в ответ и сложил сердечко из
пальцев.
– Получила, знаю. Вот и бесишься. Ты, племяшка, не корёжься.
Выручи дяденьку… А то за решётку упеку. За уклонение от должностных
обязанностей. И самовольный захват частной собственности.
Орала я долго. Топала ногами, бросалась личными
делами, грозила небесными карами и вечным поносом. Те сотрудники, что были со
мной немного знакомы, сливались со стенами и медленно ползли в сторону выхода.
Бандитская ряха, легко и мимоходом высвободившись из «браслеток», смотрела с всё
возрастающим интересом.
Ни одна из сказанных в запале угроз сбыться не
пожелала. Тогда я перешла на мольбы и даже попыталась пустить слезу, но легче
разжалобить каменную статую, чем Скоропута Райкконена. И снова оставалось лишь
торговаться в мелочах.
– Ладно, – смирилась я. – Сделаю. Но заявление по
собственному прямо сейчас напишу и ты его при мне завизируешь. Неделю отработаю,
а дальше адьёс. Когда там эти отборные балы? Ох, жалость какая: получается,
только на первый из трёх и успею… И второе: с поганцем этим работать я не буду.
Только одна. Вот тут хоть на части режь!
– Уночка, –
вытащил ещё одну бумагу Скоропут. – Ну, вот что ты сразу, а… Хороший ведь
мальчик, умненький, полезный…
– Шантажист ты хренов, дядька, – процедила я сквозь
зубы, рассмотрев документ и поняв, что и тут проиграла. – И расчёт мне не
забудь подготовить. С премией.
В участке было непривычно тихо, сотрудники жались по
стенкам, жалобщики прикусили языки, глядя на не менее перепуганных стражников.
Одна только бандитская ряха задумчиво чесала щетину, пристально всматриваясь в моё
перекошенное от злобы лицо.
– Это не я! – на всякий случай рявкнула я бандиту. –
Похожа просто.
И вышла из участка. Хотела с гордо поднятой головой,
но споткнулась о коробку с бумагами, взвизгнула и чуть не растянулась на
пороге. Вовремя подхватил на руки поганец, и он же удостоился рукоплесканий от
нервно выдохнувшего участка.
– Пироженку? – оскалился в два белых ряда Эрик,
поигрывая бровями. – Что-то нервная ты у меня, Уночка. Так ведь и язву
заработать недолго…
– Видеть тебя не могу! – из последних сил попыталась
крикнуть, но всего лишь всхлипнула я. И зажмурилась.
Хуже всего, когда не можешь делать то, что тебе хочется.
Или, наоборот, не знаешь, чем обернутся твои хотелки. И что за них прилетит.
В этот раз и желание сбылось, и прилетело за него
одновременно. Поганца я действительно, открыв глаза, не увидела. Впрочем, всего
остального тоже. И заревела белугой, поняв, до чего глупо и недальновидно лишила
саму себя зрения на неопределённый срок.
– Ой-ёй, – вздохнул поганец вместо меня.
