– Это как?.. Это чего это? – растерялся Натан.
– А так! Галантерейщица снизу по тебе уже второй год
сохнет, а ты и взглядом бедняжку не удостоишь! А та все глаза уже выплакала!
– Хильда? – вытаращился на меня друг. – По мне? Она ж
меня терпеть не может. С тех пор как вазочки её леольские в лавке случайно
разбил…
– Сердце ты её разбил! А признаться не смеет.
Хильда, хозяйка лавчонки со всякой всячиной под квартирой
Натана, действительно терпеть его не могла. Мой друг отличался завидной массой
и сопутствующей неповоротливостью, а места в её магазинчике было с носовой
платочек, и всё оно было заставлено товаром. Их первое знакомство закончилось
скандалом и судебным иском о нанесённом ущербе.
И моё вдохновенное враньё в тот день тоже закончилось очень
быстро. Со стуком в дверь. Под дверью стояла миниатюрная озабоченная Хильда собственной
персоной и держала в руках выдохшийся фламболь.
– О, Уна, – обрадовалась она. – Хорошо, что ты здесь.
Передай этому увальню, что его очередь покупать «светлячка» на наш подъезд.
Глаза б мои его не видели…
Тут она увидела самого Натана, и взгляд этот мне совсем
не понравился. Глаза её затуманились, решительность куда-то пропала, а узкая ладошка
легла на нервно вздрогнувшую грудь.
– Натанис, а ты и сам здесь… – взволнованно прошептала
она. – Так вот, фламболь… Боже, что я… я же не за этим, на самом деле… В общем,
Натан, я тебя люблю!
Выпалив последнее, она окончательно растеряла
самообладание.
– Ой-ёй, – тихонько сказала я себе под нос. И
выскользнула из квартиры друга.
И вот сейчас, спустя неделю, я стояла под дверью Натана
и звуки, доносящиеся из-за неё, а также табличка «закрыто» на лавке Хильды не
оставляли сомнений: за что именно мне прилетела обратка с тем случайным поганцем
в заброшке.
Твёрдо пообещав себе больше ни во что не впутываться и
не впутывать других (в какой раз!), я, терзаемая совестью, добрела до
полицейского участка.
– А, Уна! – хищно воззрился на меня Скоропут, Гроза
татей и Всевидящее око Альматы. – Вот тебя-то мне и надо…
– Это не я! Всё врут! – встрепенулась я, раздумывая,
как бы ловчее сбежать.
– Ага. И повозку с утра не ты, и Набода Козельская уже
неделю протрезветь не может, хотя спиртного в рот не берёт и это всем известно…
– Не докажете! – вскинулась я. – Полицейский произвол!
На безвинную душу поклёп возводят!
– Не докажем, – добродушно согласился легавый. –
Остаточных эманаций – ноль целых ноль десятых. Магическим вмешательством и не
пахнет, это тебе любой колдун из ассоциации скажет, хоть они всем скопом по
тебе с лупой ползать станут. Ладно… Ты кушаешь вообще? Щёчки вон совсем
ввалились…
Всевидящее око раскрыл свои медвежьи объятия, и я с
удовольствием впечаталась в родную грудь.
– Да чего-то навалилось, дядька, – не сдержалась я и
тихо пожаловалась. – И это не так, и то не этак. Тошно мне.
– Тошно-то по-разному бывает, – обеспокоился Скоропут.
– Это мне, что ж, внучатого племянника скоро ждать? Ладно уж, вырастим, не
трясись…
– Тьфу на тебя, – высвободилась я.
И тут же перепугалась.
– В смысле, не тьфу, не тьфу! – замахала я руками. –
Но не ждать! И здоровьечка тебе крепкого! Ты ж один у меня, считай, остался…
– Ладно, племяшка, – улыбнулся полицейский. – Чего
хотела-то?
– А там это… – замялась я. – Трупов не находили в
последние пару дней? Ну, может, растунции где в заброшках распоясались…
