Взгляд Всевидящего ока тут же стал жёстким и собранным.
– Не находили. Да и «заброшек» у меня в городе не
водится – всё под контролем… А на растунции у умников из ассоциации своя особая
служба имеется. Если прорастёт что-то опасное, вроде жрацены той же, то не
позднее трёх суток на заметку берут и нам дают указ проверить. Ну, чего опять
натворила, признавайся?
– Да ничего! А… на бывшую богадельню по Кирпичной
улочке маги наводку не скидывали? Ну, которую снесли, а потом вроде заново
строили, да недостроили…
– Было дело, – кивнул дядька. – Четыре дня назад проверяли.
Опасные растунции выжгли, всё по протоколу, жертв и пострадавших нет. У меня и отчёт
имеется.
– А, – облегчённо выдохнула я. – Ну и славненько.
Поганец поганцем, а смерти от растунций – даже такой
сладкой, как от пассифлоры – никто не заслуживает. Выбрался, значит, как-то. Дядька
всё равно смотрел нехорошо и подозрительно.
– Тётенька, а ты ведьма, да? – вдруг раздался звонкий
голосок.
Я плавно качнулась вбок и за широкой спиной дядьки
узрела сидящего на стуле мальца лет восьми, беззаботного качающего ногой.
– Твоим оглоедам вообще уже ловить некого? –
уставилась я на Скоропута. – Он же с горшка только слез. Выпороть и все дела,
будет знать, как по карманам шарить…
– Да не, – дядька неприятно скривился, будто от зубной
боли. – Не воришка это. Тут, племяшка, такое дело… Вот хорошо, что зашла.
Не хорошо, не хорошо, пятой точкой чувствовала!
Но бежать было поздно; дядька, несмотря на медвежьи
габариты, очень ловко метнулся и перекрыл мне выход из участка.
– Уна, девочка моя…
– Вот сразу нет! – попятилась я. – Что бы ты там ни
задумал.
– Да погоди ты… – Скоропут, если висит что на языке,
обязательно всю мысль от начала и до конца выскажет, как его ни затыкай. – В
общем, приют сиротский сегодня брали. Две недели операцию готовили. Человечка
своего внедрили. Ходили слухи нехорошие, что хозяйка того приюта деточек в чёрном
теле держит, а их довольствие из городской казны себе в карман кладёт: мол,
подопечные и сами себя прокормят. А кто не сумеет – ну так на то воля божья,
земля деточке пухом…
– Слухи? – фыркнула я. – Да только глухой не слышал,
что Удавиха сироток несчастных за малую провинность до полусмерти запарывает.
Мальчишек за гроши сдаёт ямы помойные выгребать и дымоходы чистить, а девочек –
чуть подороже, правда – но тоже имеет, кому предложить…
– Уна! – рявкнул дядька. – Тебе вообще-то о таком
знать не положено! Ты ж барышня! Да это-то понятно, что тварь эта Удавиха та ещё.
А вот чтоб посадить – это надо ж по уму всё делать. С доказательствами, со
свидетелями… А у меня тут не шарашкина контора всё же, а полицейский участок!
– Ладно, ладно, – примирительно подняла я руки. – Ты к
чему ведёшь-то?
– В общем, доказательства собрали, Удавихе предъявили
честь по чести, с ордером; суда уже в застенке дожидаться будет. Деточек мы
пока пристроили, и то сказать – чуть не половину пришлось прежде в городскую
больницу отправить. Остальных пока Общество благородных мейсе Альматы под
крылышко взяло; хоть откормят, дамочки там сердобольные. Потом либо семьи им
найдут, либо новый приют организуют, уже со всем приглядом.
– А с этой деточкой что не так? – подозрительно
спросила я. – Его почему не пристроили? Рыльцем не вышел?
– Я очаровательный ребёнок! – встрепенулся малец. – И умён
не по годам.
