С.-Петербургъ: хроники иномирья. Птицы и сны - страница 2
На голове льва присутствовали глубокие раны в виде трех практически параллельных борозд, центральная была на два с четвертью сантиметра длиннее латеральных. Глубина рассечений оказалась изрядной, пострадала не только кожа, но также мышцы, фасции. На спине наблюдалась аналогичная картина. Раны оказались средней степени тяжести и отнюдь не смертельными. Общее же состояние льва было тяжелым, что обуславливалось, по всей видимости, травматическим шоком. Поскольку пациент находился в бессознательном состоянии, узнать у него подробности нападения не представлялось возможным.
– Доктор, хорошо, что ты уже здесь! – раздался за моей спиной такой знакомый и донельзя уместный в данной ситуации голос. Несмотря на чудовищную фамильярность, капитан Жуковский мне нравился своей беззлобностью и преданностью делу.
– Надеюсь, ты разъяснишь мне, что за страшилище могло напасть на этакого гиганта?!
– Здравствуйте, капитан! Увы, пациент без сознания и я решительно не могу понять, кто мог нанести ему столь ужасные раны, – я улыбнулся Жуковскому и почувствовал, что улыбка вышла жалкой.
Несомненно, я был растерян. Как врачу, мне было ясно – соответствующие препараты, покой и уход поставят льва на ноги, точнее на лапы. Но кто мог нанести увечья и, более того, перепугать гиганта до полусмерти? Воображение отказывалось мне помогать, а сердце пронзила ледяная игла подленького страха – кто этот монстр?
Жуковский наморщил лоб и с усилием задумался. Я невольно улыбнулся, несомненно, Шерлок Холмс не был предком капитана. Как и другие сыщики – гении дедукции и мыслительного процесса, распутывавшие усилием мысли сложнейшие криминальные загадки. Капитан как будто не умел думать и на стороннего наблюдателя производил впечатление человека недалекого. Хорош он был статью, ростом, обладал недюжинной физической силой. Женщины отмечали его круглое лицо и черные, цыганские глаза, что в совокупности с волосом цвета вороного крыла могло бы сделать его весьма привлекательным. Несколько портили впечатление короткая стрижка «под горшок» и маленькие усики. Да и размер головы явно не соответствовал ширине плеч и толщине шеи.
В отделении полиции к Жуковскому относились снисходительно, никто не знал его имени – обходились фамилией. Начальство считало, что серьезную работу ему поручать никак нельзя, отчего и нагружало его всеми нераскрытыми, «темными» делами, которые готовились к сдаче в архив. Жуковский раз в месяц получал кипу папок и исчезал. Начальство радовалось, что сотрудник при деле и не мозолит глаза своим несуразным видом. Время от времени Жуковский появлялся в дежурной части, волоча за шкирку или подгоняя пинками кого-то из разыскиваемых уголовников. На вопрос: «Где ты его взял?», капитан обычно отвечал, что увидел на улице, и привел для опознания. После чего волок задержанного к стенду с портретами объявленных в розыск и снимал отпечатки пальцев.
Жуковский, несомненно, был любимцем судьбы и отличался феноменальным везением. За долгие годы такой необычной практики поимки преступников у него не было ни одного прокола. Все, кого он приводил в отделение, оказывались жуликами, добропорядочных граждан он словно не замечал. Начальству нравился рост процента раскрытых преступлений. Однако манера работы Жуковского начальство раздражала, и поэтому оно Жуковского недолюбливало.
Пауза затянулась, вид думающего капитана перестал казаться мне забавным и, более того, начал навевать тоску. Чтобы разрядить обстановку и вывести Жуковского из транса, я, сам себе удивившись, предложил: