С Рождеством. Дэвиду, с любовью - страница 4

Я медленно на усталых и непослушных ногах вернулась в свою гримёрную, где Марта и Джессика всё ещё потягивали шампанское.

– Что это? – воскликнула Джесси, заметив коробочку в моих руках.

– Подарок от Дэвида, – ответила я, прислонившись к стене и чувствуя, как к горлу подступают предательские слезы.

22 декабря 2006г.

И снова подступающий канун Рождества. Город укутался в мерцающую праздничную дымку. Я стояла у окна своей маленькой квартиры глубоко на севере Лондона, на съем которой мне наконец-то удалось заработать моей незамысловатой, по мнению моих родных, профессией.

Последний год в Королевской академии подходил к концу, открывая дорогу к новым горизонтам. Съемки в одном из самых популярных британских сериалов также должны были этому поспособствовать.

Телефон молчал. Мама далеко в Бирмингеме, готовит рождественский ужин для своих таких же как и она одиноких подруг. Может, нужно было поехать домой? Марта сегодня на корпоративе. А Дэвид…

На столе лежало недописанное письмо. Я уже устала перечитывать его, менять слова, зачеркивать абзацы. Письмо предназначалось ему. Иначе и быть не могло.

Рождество – время чудес и откровений. Но также время тоски и невысказанных чувств. Особенно когда за окном не снег, а непрекращающийся дождь.

Я решила, что рождественское письмо – единственный повод просто выразить то, что так долго таилось в сердце. Без ожиданий, без надежд, без подробностей. Просто несколько слов восхищения его талантом, игрой в недавней экранизации романа Бронте.

О новой роли Дэвид рассказал мне почти год назад, сразу после праздников. Разумеется, я порадовалась за него. Не могла не порадоваться. А затем наш спектакль закрыли. Так бывает, даже если представление было успешным. Постановки в Вест-Энде долго не живут. В основном полгода -год, не более.

Наше театральное время закончилось, но дружба лишь стала набирать обороты. Мы созванивались, из-за работы слишком редко виделись, но оба были рады, что нам удалось сохранить хоть толику того доверия, что зародилось в Олдвиче.

Я взяла чашку остывшего чая и сделала глоток. Горьковатый противный вкус напомнил о времени, что я провела в тяжелой задумчивости. Снова взявшись за ручку, я решительно зачеркнула последний абзац.

"Дорогой Дэвид", – банально начиналось послание.

"Твое воплощение мистера Рочестера в недавней экранизации потрясло меня до глубины души"…

Я часто представляла себя на месте героини Бронте – такой же гордой, независимой, но страстно любящей. Разница была лишь в том, что в романе чувства оказались взаимными, а моя история застыла на стадии безмолвного восхищения.

В квартире было тихо, только часы мерно отсчитывали секунды. Я откинулась на спинку стула, вспоминая наш короткий разговор пару недель назад. Дэвид тогда похвалил работу в сериале – случайно увидел эпизод накануне. Он много говорил о литературе, увлеченно рассказывал о роли Рочестера, и о том, как он встревожен предстоящей работой.

Это было совсем недавно, но я уже забыла, как звучит его голос.

"Рождество – время, когда мы можем быть немного сентиментальными", – продолжала я в письме. "Поэтому я решаюсь сказать – твой талант освещает тёмные зимние вечера ярче любой рождественской звезды. Спасибо за то, что делишься им с миром, и со мной".

Остановилась. Не слишком ли откровенно? Не читается ли между строк то, что я пытаюсь скрыть?

Я поднялась и подошла к окну. Дождь усиливался. Семейные пары, держащиеся за руки, дети, показывающие на яркие украшения – все они неспешно передвигались по вечернему городу. Странно, но одиночество, которое обычно давило на плечи в такие моменты, сейчас казалось почти уютным. Тайное чувство к Дэвиду согревало меня изнутри.