Несмотря на бремя этого знания, кое-что помогло мне решиться познать материнство: понимание того, какой замечательной была моя мама. Ее пример внушал надежду, что роль матери мне по плечу, и заглушал неумолимое тиканье часов, отсчитывающих время, которое я смогу провести с ребенком.
Но стоило мне забеременеть, как внутри разбушевались гормоны, начались тошнота и трудности с приемом пищи. Я стала терять вес, и это вновь пробудило к жизни расстройство пищевого поведения. А я-то думала, что распрощалась с ним больше десяти лет назад!
Не у всех, кто ограничивает себя в еде, развивается РПП. Его причина таится в наследственности; точно так же не всякий выпивающий становится алкоголиком. Но для генетически уязвимых людей вроде меня любой дефицит энергии, по какой бы причине он ни наступил (в моем случае – беременность, тошнота и попытки заставить себя нормально питаться), приводит к риску рецидива. Именно это со мной и произошло.
Разве могла я стать для кого-то матерью, если мои родители умерли? Страх и одиночество легко заставили меня вернуться к ограничениям в еде – так я пыталась заглушить в себе боль от громады потерь.
Когда Джей впервые заметил, что я стала мало есть, он списал это на тошноту и гормоны первого триместра беременности, но в определенный момент сообразил, что я снова извожу себя голоданием. Он и сам был клиническим психологом (мы познакомились в аспирантуре) и знал, что в юности у меня была анорексия, поэтому потребовал, чтобы я обратилась к специалистам. Он тревожился не только обо мне, его волновало и состояние будущего ребенка, и он имел на это полное право.
Но к тому времени, как я получила помощь, в которой так нуждалась, было слишком поздно: у меня случился выкидыш. Наш брак не выдержал испытания. Было много взаимных обвинений, и в итоге Джей подал на развод. Как и я, раньше он считал, что мое РПП давно осталось в прошлом, однако нам обоим пришлось на горьком опыте убедиться, что эта болезнь – враг изворотливый и коварный, которого нельзя сбрасывать со счетов.
Эдди знал, что я уже была замужем, но я никогда не рассказывала в подробностях, отчего распался мой брак. Меня беспокоила реакция Эдди: вдруг он больше не захочет продолжать наши отношения? Кому понравится, что женщина, потерявшая нерожденного ребенка из-за расстройства пищевого поведения, воспитывает его дочь?
В этом и заключается настоящая причина, по которой я стараюсь держать Эдди на некоторой дистанции. При таком подходе можно не рассказывать ему всей правды. Но теперь настало время открыть карты. Пусть Эдди и терпелив, неизвестно, сколько еще он готов ждать.
Я не хочу потерять ни его, ни Сару, но понимаю: он должен знать обо мне всё, чтобы решить, хочет ли он и дальше идти со мной по жизни. Скрытничать нечестно по отношению к ним обоим. Эдди хочет, чтобы у девочки была мать, и если я не подхожу на эту роль, незачем лишать его возможности найти кого-то другого.
Терапевтическая группа поддержки помогла мне собраться с духом и подготовиться к серьезному разговору. Раз за разом я возвращалась к главной мысли, которую собиралась донести до Эдди: хотя РПП и вновь подняло голову во время моей беременности, я твердо решила делать все необходимое для выздоровления, поэтому он может на меня рассчитывать. Я стану замечательной мамой для Сары, ведь у меня самой была лучшая мама, какую только можно вообразить.
