Так прошла неделя, а потом доктор Ларсен усадила меня перед собой для ежедневного сеанса психотерапии и сказала:
– Похоже, дела у тебя идут как-то чересчур хорошо.
– Чересчур хорошо? – переспросила я.
– Видимо, расстройство пищевого поведения велит тебе съедать все, что дают, потому что чем скорее ты вернешься домой, тем скорее сможешь снова начать воздерживаться от пищи, – объяснила она. – А моя работа – сделать так, что болезнь не взяла над тобой верх.
Я удивилась. Мне и в голову не приходило, что кто-нибудь сможет меня раскусить.
– Вам-то какое дело? Вы мне не мама, – огрызнулась я.
– Нет, но я ее знала. Я начала работать здесь за месяц до того, как у нее закончилась практика.
Минуточку, может быть, доктор Ларсен и есть Роуз? Та самая мамина якобы подруга, которая, по словам папы, устроила меня сюда.
– Так это вы устроили, чтобы для меня нашлась койка? Потому что знали мою маму? – взбеленилась я.
– Гхм, нет, – уклончиво сказала она, – но я хочу помочь тебе в память о ней. Твой отец говорит, что она отдала бы все на свете, лишь бы тебя спасти. Папа тебя очень любит и тоже желает тебе только самого лучшего.
Расстройству пищевого поведения не было дела до банальщины, которую изрекала доктор Ларсен. Оно пришло в ярость, поскольку эта женщина разгадала его коварные планы вытащить меня из центра, и пошло в разнос.
– Может, вам лучше заняться девчонками, у которых действительно есть проблемы. Например, Эмили, – выдала я.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась доктор.
– Она дырки ковыряет в трубочке зонда, а никто из вас даже не догадывается, – сообщила я.
Доктор Ларсен постаралась скрыть изумление, хотя было очевидно, что тут еще не сталкивались с такой уловкой РПП. Однако, прежде чем ответить, она взяла себя в руки.
– Мы продлеваем твое пребывание в центре.
– Но это несправедливо! Я ела все, что мне давали!
– Тогда тебе несложно будет остаться тут еще на некоторое время, – заметила доктор Ларсен.
РПП оказалось приперто в угол. Крыть ему было нечем. Мне не удалось прогрызть себе путь на свободу, отказ от еды тоже не сулил ничего хорошего. Придется сидеть в «Новых горизонтах» до тех пор, пока доктор Ларсен не сочтет возможным меня выписать.
– Чего вы от меня хотите? – спросила я.
Она помедлила, прежде чем встретиться со мной взглядом и ответить вопросом на вопрос:
– А чего ты сама хочешь для себя, Беатрис?
Я испепелила психотерапевта взглядом, а потом, сердито топая, удалилась.
Поздно вечером, когда мы лежали в постелях, я заметила, что у Эмили больше нет сережек.
– Эта зараза раскусила мой трюк, – пожаловалась соседка.
Вообще-то, не раскусила, но я не собиралась докладывать об этом Эмили. Однако мою уловку доктор Ларсен действительно разгадала, и теперь мое РПП задалось вопросом, уж не столкнулось ли оно с достойной противницей.
Я крепче сжимаю руль, чтобы унять дрожь в руках. Они дрожат не только из-за сообщения Джоан о маме и нью-йоркском серфере, но и от воспоминаний, которые воскресил ее рассказ.
Примерно за пару месяцев до маминой смерти, когда они с папой как раз поссорились, за мамой заехал на машине незнакомый мужчина. Она сказала мне, что это ее троюродный племянник, с которым они вместе росли в пригороде Чикаго.
В тот день папа работал до позднего вечера, поэтому не видел того, кто заехал за мамой. А она постаралась заранее навести красоту: накрасилась, надушилась, распустила волосы и подкрутила их кончики.
