«Есть в этом что-то плутовское, – невольно отметил Мослаков. – Впрочем, это не солнце виновато, это вода».
Неожиданно вспомнилась девушка, с которой он познакомился сегодня утром, и у Мослакова сладко заныло сердце. Странные вещи происходят с человеком, когда он влюбляется. От сладкого нытья у Мослакова даже заломило ключицы, в горле возник комок, он изогнулся рыбой, несколько метров проскользил над дном и вдруг в зеленоватой мути увидел изящный акулий хвост.
У стерляди хвост – резко очерченный, с далеко откинутым назад верхним пером, точь-в-точь, как у акулы, – и Мослаков мигом забыл о девушке.
Водится в Дону еще сладкая рыба стерлядь, водится!
Он теперь знал, как можно добыть эту рыбу, знал. Внутри возникло что-то ликующее, победное, горячее, он едва не наглотался воды от жаркого восторга, захватившего его. Заторопился: «Счас… счас я тя словлю. Ах ты, моя милая!..»
Через десять минут он выволок на берег сильную, яростно трепыхавшуюся рыбину.
Увидев Пашину добычу, мичман заплясал от радости, звучно заприхлопывал ладонями по животу.
– Из этой изящной дамочки мы такую уху спроворим, что все московские ресторации позавидуют. Меню получится монаршье. Как при дворе великого князя Московского. Или английской королевы Елизаветы… На первое – уха из стерляди, на второе – печеные раки…
– На третье – пиво, – добавил Мослаков, – ты определи, дядь Вань, бутылочки в воду, не то они на воздухе, в машине, вскипят…
– Обижаешь, Пашок. Уже поставил. У меня насчет сообразиловки дело никогда не засыхало. Каждый день поливаю дерево.
– Только английские короли и королевы, дядя Ваня, уху не едят. Они даже не знают, что это такое.
– Ну! – не поверил мичман. – Такую вкусноту и не едят?
– Нет такого блюда на Западе, как уха, хоть тресни! Сам удивляюсь, почему нет, – Мослаков выбрался на берег, кинул рыбину к ногам мичмана.
Стерлядь, глотнув жаркого воздуха, изогнулась кольцом, хлопнула акульим пером по песку, разбрызгивая его мелкой мукой во все стороны, хлопнула снова, мичман любовно подхватил рыбину с земли.
– Ах ты, красавица… красавица! – Он чмокнул ее в длинное холодное рыльце. – Красавица. Ты даже не представляешь, как вовремя ты подоспела к нашему столу!
У ног мичмана уже пофыркивал, стрелял сизым дымком костер, по обе стороны от пламени были воткнуты в землю две рогульки для варева – проворный дядя Ваня успел сделать и это, он нисколько не сомневался, что уха будет обязательно: если не стерлядь, то Мослаков достанет из норы голавля или на кукане приволочет десяток плотвиц с ершами, если не это, то что-нибудь еще – окуней, щук-травянок, разопревших от жары судачков…
Капитан-лейтенант выпрыгнул на песок и повалился рядом с рыбой, никак не желающей смириться со своей долей – стерлядь продолжала рисовать на берегу кольца, лупила хвостом так, что пыль и камешки залетали даже на крышу рафика.
Мичман быстро утихомирил стерлядь, достал из машины несколько картофелин, луковицу, пару жестяных, будто бы вырезанных из пластмассы лавровых листков, движения его, внешне вроде бы неторопливые, мягкие, на самом деле были стремительными, точно рассчитанными. Это был настоящий охотник, таежник, добытчик, работяга – тот самый русский мужик, на котором страна наша держится. Не будет этого мужика – и страны не будет. Рухнет.
Мослаков смотрел на мичмана и восхищался: ему бы такие руки, ему бы такую хватку – адмиралом бы стал! Сам Паша умел только фокусничать, ловить рыбу, удивлять людей.
