– Меня зовут Тика Роудс, – представилась учительница. – Мы с мужем живем в Беар-Коуве, так что зимой мне порой сюда не добраться, но я стараюсь как могу. И от учеников жду того же. – Она улыбнулась. – А ты Ленора Олбрайт. Тельма предупредила, что ты придешь.
– Лени.
Миссис Роудс оглядела Лени:
– Тебе сколько, одиннадцать?
– Тринадцать, – ответила девочка, чувствуя, как вспыхнули щеки. Ну когда же у нее наконец вырастет грудь?
Миссис Роудс кивнула:
– Вот и отлично. Мэтью тоже тринадцать. Садись вон туда. – Она указала на парту рядом с белокурым мальчишкой. – Давай.
Лени с такой силой вцепилась в дурацкую коробку с Винни-Пухом, что побелели пальцы.
– П-привет, – пробормотала она, проходя мимо Акселя.
Тот бросил на нее безразличный взгляд и продолжил рисовать на желтой обложке тетради нечто похожее на инопланетянина с огромными сиськами.
Лени неловко плюхнулась на стул рядом с тринадцатилетним парнишкой, покосилась на соседа и буркнула:
– Привет.
Он широко улыбнулся, показав кривые зубы.
– Ну слава богу, – парень откинул волосы с лица, – а то я боялся, что придется до конца года сидеть с Акселем. По нему же тюрьма плачет.
Лени не удержалась и хихикнула.
– Ты откуда? – спросил он.
Лени растерялась. Она никогда не знала, как отвечать на этот вопрос, поскольку он подразумевал некое незыблемое прошлое, которого в ее жизни не существовало. Не было такого места, которое она считала бы домом.
– Последняя моя школа была в Сиэтле.
– Тебе, наверно, сейчас кажется, будто ты провалилась в Мордор.
– Ты читал «Властелина колец»?
– Ага. Полный отстой, я знаю. Но это Аляска. Зимой тут темно как в жопе, а телевизора у нас нет. А я, в отличие от отца, не могу часами слушать по местному радио стариковскую болтовню.
В душе Лени шевельнулось незнакомое чувство, которого она еще не понимала.
– А я люблю Толкина, – тихо призналась она, и ее охватило странное облегчение: надо же, оказывается, как приятно говорить начистоту. В прошлой ее школе большинство любило кино и музыку, а не книги. – И Герберта.[20]
– «Дюна» клевая. «Страх убивает разум». Лучше не скажешь.
– И еще «Чужак в чужой стране».[21] Примерно так я себя и чувствую.
– Еще бы. Тут, на Последнем рубеже, всё не как у людей. В соседнем городе, к северу от нас, мэром выбрали собаку.
– Да ладно!
– Я тебе клянусь. Маламута. Большинством голосов. – Мэтью прижал руку к сердцу. – Такое и захочешь – не придумаешь.
– Я как сюда шла, видела человека, который разговаривал с гусем.
– Это Полоумный Пит с Матильдой. Они муж и жена.
Лени расхохоталась во все горло.
– Какой у тебя странный смех.
Лени почувствовала, как щеки вспыхнули от смущения. Прежде ей такого не говорили. Неужели это правда? Интересно, как же она смеется? О господи.
– Ой, прости. Сам не знаю, почему я так сказал. Вечно я что-нибудь ляпну. Я сто лет с ровесницами не общался. Честное слово. Ты красивая. Правда. Я несу чушь, да? Ты, наверно, сейчас от меня с визгом сбежишь за парту к Акселю – мол, уж лучше сидеть с этим будущим убийцей, чем с тобой. Ладно, все, затыкаюсь.
После «ты красивая» Лени не слышала ни слова.
Она старалась убедить себя, что это ничего не значит. Но когда Мэтью взглянул на нее, Лени охватила надежда. «А мы ведь можем подружиться», – подумала она. В смысле, не просто ездить вместе на автобусе или сидеть за одним столом в столовке, а по-настоящему.
Стать друзьями.
Такими, у которых есть общие интересы. Как Сэм и Фродо, Энн и Диана,
