– Отсутствие точного адреса вас, похоже, ничуть не беспокоит, – сухо перебил полковник.
Впервые в голосе его послышалось некоторое сомнение и даже отеческая снисходительность, как если бы юность девушки подрывала уважение, причитающееся ей как магу Хартии и некроманту.
– Отец научил меня, как призвать проводника, который подскажет мне дорогу, – невозмутимо объяснила Сабриэль. – И я знаю, что до дома меньше четырех дней пути.
Хорайс умолк, по крайней мере на время. Он кивнул, осторожно, чтобы не стукнуться головой о голые балки блиндажа, встал и подошел к стальному архивному шкафу, что постепенно ржавел от темно-бурой грязи, просачивающейся между светлых досок обкладки. Полковник открыл шкаф, с силой дернув дверцу на себя, достал напечатанную на мимеографе карту и разложил ее на столе.
– Нам так и не удалось разжиться настоящей картой Древнего королевства. Такая была у вашего отца, но увидеть на ней что-либо мог только он: мне она казалась просто-напросто куском телячьей кожи. Мелкая магия, говаривал он, но поскольку научить ей не мог, видать, не такая уж и мелкая… Как бы то ни было, эта карта – копия последней версии, составленной по докладам наших разведдозоров, так что на ней отображена территория на расстоянии примерно десяти миль от пропускного пункта. Устав гарнизона строго воспрещает нам заходить дальше. Патрули, ушедшие за этот рубеж, назад, как правило, не возвращаются. Может быть, дезертируют, а может быть…
Тон его голоса недвусмысленно намекал, что с патрулями случается нечто куда более неприятное, но Сабриэль не стала его расспрашивать. Небольшой кусочек Древнего королевства лежал перед ней на столе, и снова в груди ее всколыхнулось радостное возбуждение.
– Обычно мы идем по Старому Северному тракту, – рассказывал Хорайс, ведя пальцем по линии дороги; мозоли от меча чуть царапали карту, словно мягкая наждачная бумага в руках мастера. – Затем патрули прочесывают местность, двигаясь в обратном направлении – либо на юго-восток, либо на юго-запад, пока не дойдут до Стены. И вдоль нее возвращаются к воротам.
– А что значит этот символ? – полюбопытствовала Сабриэль, указывая на зачерненный квадратик на вершине одного из отдаленных холмов.
– Это камень Хартии, – отвечал полковник. – Точнее, то, что от него осталось. Около месяца назад камень раскололся надвое, как от удара молнии. Патрули теперь зовут это место Рассеченной Вершиной и по возможности избегают. Его настоящее название – холм Бархедрин, а камень некогда служил средоточием Хартии для деревни с тем же именем. Во всяком случае, еще до меня. Если деревня существует до сих пор, она, по-видимому, находится севернее, вне досягаемости наших патрулей. У нас нет никаких сведений о том, чтобы ее жители забредали на юг, к Рассеченной Вершине. По правде сказать, о людях у нас сведений очень мало, практически ноль. Прежде в гарнизонном журнале встречалось немало записей о взаимодействии с населением Древнего королевства – с фермерами, торговцами, путешественниками и так далее, – но за последние сто лет такие встречи случались все реже, а за последние двадцать так и вовсе почти прекратились. Если патрули видят хотя бы два-три человека за год – считайте, повезло. Ну, то есть настоящих людей, а не тварей и не порождений Свободной магии или мертвяков. Эти-то на каждом шагу попадаются.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Сабриэль. – Отец частенько рассказывал про деревни, и села, и даже города Древнего королевства. Некоторые я с детства помню… ну, сколько-то помню… кажется.
