Сад против времени. В поисках рая для всех - страница 6
Было и кое-что еще. Меня вымотали новости с их вечным мучительным «сейчас». Мне хотелось не просто отправиться в путешествие назад в прошедшие века. Мне хотелось другого понимания времени – такого, которое движется по спирали или по кругу, бьется между разложением и плодоношением, между светом и тьмой. Я даже смутно подозревала, что садовод посвящен в иное понимание времени, которое может помочь предотвратить апокалипсис, к которому мы, очевидно, неуклонно стремимся. Мне хотелось копнуть глубже и посмотреть, что там можно найти. Мы все знаем, что сад хранит тайны, что там зарыты частицы, которые могут вырасти во что-то странное или проклюнуться в неожиданном месте. У сада, который я выбрала, есть стены, но он, как и любой сад, открыт миру и неразрывно с ним связан.
II. Райский сад
В середине августа мы наконец переехали. В самое пекло, когда от сухости трескалась земля. К полудню жара достигла тридцати одного градуса, воздух был вязкий, как желе. Мы получили ключи, и я сразу вышла в сад. Я помнила его совсем не таким. Сейчас он был заброшен и изможден, сухой газон хрустел, изгороди покосились. Самшит покрыт паршой. Полуживые кустики помидоров в теплице, а у ее порога с магнолии – Magnolia grandiflora – нападала куча листьев, на ощупь и цветом как бейсбольные перчатки. Неужели мы ошиблись? Может быть, особая атмосфера, царившая здесь, мне только почудилась? Спустя время я обнаружила, что именно в августе, пережаренный на солнце, этот сад всегда выглядит ужасно.
Приехал грузовик с вещами, и приятная пустота комнат заполнилась коробками. Пока грузчики были заняты в доме, я, несмотря на жару, стала разгребать теплицу: вытащила на газон старые горшки и мешки с компостом, оттерла помост, занесла свой инвентарь, накидала кучками подпорки для растений – всё это, признаться, наспех и кое-как. В первый приезд, когда этот сад меня заворожил, я и не поняла, что теплица в таком жутком состоянии. Плющ своими толстыми отростками пробрался под крышу, прогнившие балки прожимались пальцем. На задней стене кирпичи раскрошились или покрылись болотными, ядовито-зелеными пятнами. Просто освежить краской не выйдет, придется всё перестраивать.
Из старого сада мы не выкопали ни одного растения, оставили даже полосатый пион, который я нежно пестовала с первого ростка; а вот горшков мы перевезли много, в том числе мою бурно цветущую коллекцию пеларгоний, около сорока штук. Названия сортов звучали, как имена персонажей в романах Джейн Остин: «Леди Плимут», «Лорд Бьют», «Эшби», «Брунсвик», «Миссис Стэплтон». Горшки с пеларгониями выгрузили из машины, и я перетаскала их к приподнятому пруду и расставила вокруг него, дополнив композицию каменной скульптурой льва, чья голова покоилась на лапах, и пригоршней белых камушков, которые Иэн когда-то привез из Греции. Сам пруд наглухо зарос водорослями. Окаймлявшие пруд цветущие манжетки пеной вылезли на плитку, на другой стороне реял одинокий испанский артишок в полном цвету, венценосно пылая пурпуром в изменчивом свете. Среди чахлых розовых кустов бесчинствовала нежно-фиолетовая герань – «Розанна», что ли? Как же жарко, и слышно только гудение пчел, да с трассы A12 доносится автомобильный гул.
Грузчики уехали, а мы сели на газон есть черешню. По траве ползли длинные тени. Тем утром на рассвете мне пришел имейл от папы: его жене ночью стало хуже. Она с мая лежала в Национальной неврологической клинике – последнее из ее многочисленных пребываний в больницах из-за рака мозга. Папе впервые за десять лет не удалось к ней приехать. Всё время до этого он каждый день мотался на поезде в Лондон: ухаживал за ней, разговаривал с персоналом, отслеживал нюансы сложнейшего лечения – на стыке онкологии и неврологии. Дома он ухаживал за ней сам, и ситуация становилась невыносимой. Несколько дней назад мы договаривались о том, как организовать уход за ней после выписки. Но теперь состояние стало совсем тяжелым, и были большие сомнения в том, что она протянет до конца недели.