Он стоял посреди залы, думая о своём, как раньше делал отец, но если от отца веяло мудростью и силой, то Ольгир, находясь здесь в качестве конунга, чувствовал себя последним дураком.
Но все его мысли неизменно возвращались к Ингрид. Ни о чём другом он больше не мог и помыслить – она изжила из головы всё остальное. Он желал её всем своим естеством, а потому не хотел никуда отпускать. Её образ стал для него безумным и диким старым богом, которому он разве что не молился. Ни одна женщина не могла утолить его жажды, и ни одна кружка пива не могла отвлечь его от дурных помыслов, ведь вместе с мыслями о ней приходили и думы о проклятии и клятве. Он лгал ей и себе, будто бы не боялся тех непонятных слов, произнесённых в круге. Чернота и страх охватывали его, лишая сна по ночам. Так кошмарно было ему лишь в те ночи, когда луна неумолимо близилась к своей полноте. Ольгир качался взад-вперёд, баюкая свою ярость.
Ох, как же он был слаб!
Неужели проклятие принцессы троллей уже принялось лишать его жизненных сил?
Ольгир вздрогнул, услышав почти беззвучные шаги за своей спиной. Он обернулся, вперив тяжёлый взгляд в вошедшего, но то был всего лишь аколут.
– А, это ты, Ситка. – Ольгир облегчённо выдохнул. – Здравствуй и проходи.
Ситрик замешкался. Он явно не понимал, как подобает вести себя с конунгом. Ольгир коротко фыркнул, будто бы смеясь.
– Да полно тебе, иди сюда. Не стесняйся. – Едва наречённый конунг тепло посмотрел на давнего друга.
Ситрик приблизился, сгорбленный, и Ольгир привычно хлопнул друга по спине, чтобы тот перестал сутулиться. Вместе они уселись за стол, и Ольгир тут же опустил голову в ладони.
– Я совершенно не знаю, что мне делать. – Он с надеждой посмотрел на Ситрика.
Тот открыл было рот, но Ольгир тут же перебил его:
– Но если ты предложишь мне обратиться к богу и помолиться, я сочту это отличной шуткой.
Ситрик зарделся.
– Я не то хотел сказать.
– А что хотел?
Ситрик молчал, думал.
– Я не знаю, что тебя тревожит, на самом-то деле, – наконец тихо произнёс он. Голос его всегда был тихим, еле различимым, но Ольгир привык не просто слышать друга, но и слушать.
Конунг вздохнул. Неохотно он рассказал о клятве, которую они вместе с Ингрид дали у резных богов. Сказал и о том, что ждёт его, если он не сдержит слово. Ситрик нахмурился.
– Кажется, я знаю, что делать тебе.
– И что же? – Ольгир нетерпеливо дёрнулся навстречу, готовый ловить каждое слово.
– Если она ведьма и сейдкона, то её сила исходит от старых богов. А если её обратить в новую веру, то её проклятие и клятва немедленно потеряют силу. Боги отвернутся от неё и не будут мстить за ту женщину, что больше им не принадлежит.
Ольгир округлил глаза и на радостях хлопнул Ситрика по плечу.
– Ай да Ситка, мудрая ты голова! – воскликнул он.
Лицо его оживилось.
– Наверное, стоит сделать это тайно, чтобы в городе не узнали. А сразу после можно будет и свадьбу сыграть. – Ольгир нахмурился. – Нет, сразу не сыграешь. Пир бы закатить, да такой, чтобы потом всю жизнь вспоминать. А сейчас, пока траур, ничего нельзя. Только скорбно молиться.
Он откинулся на спинку кресла, пытаясь на пальцах сосчитать оставшиеся дни. Ситрик молчаливо выжидал.
– Ладно. Должны успеть аккурат к уборке хлеба. – Ольгир отмахнулся. – К окончанию жатвы будет тебе ровно сорок дней.
– Скорее тридцать. Если растянуть уборку, то можно попасть под заморозки или град и сгубить часть урожая, – негромко поправил Ситрик, и Ольгир смерил его яростным взглядом.
