Сахарная вата - страница 4
Мы, майские, всегда так – склонны подозревать худшее.
Крупная компания, которая торгует одеждой, прислала приглашение на открытие весеннего праздника-фестиваля, что-то они придумали в стиле 60-х, чуть ли не игру в субботник. Рядом с нами, на Чистых прудах. Прихожу: по периметру пруда стоят белые палатки с выпивкой, пахнет жареным, песни, пляски, веселый смех, персонажи из телевизора. А за палатками, вдоль ограды – цепь автоматчиков в камуфляже. Спиной к субботнику, лицом к городу. Мне кажется, это были не охранники, а именно армия, солдаты. Мелкие какие-то, юные, и личики у них несчастные. Мне показалось – просто голодные. Но у некоторых – откровенно злые, как будто очень хочется развернуться на сто восемьдесят и пальнуть. В общем, я тоже развернулась и пошла по бульвару назад, домой. Жаловаться мужу, какое все страшное, грубое, липкое, грязное, рабское, хамское, глупое, ложное… Но только он совершенно не захотел этого слушать. «Да брось, – сказал, – Катёк, это же смешно просто. Обыкновенная пошлость, вот и все. Тоже мне гуччи-фигуччи, цитадель, блин, хорошего вкуса! Садись лучше, посмотри футбол со мной. Давай вискаря тебе в чай налью». А потом еще повернулся ко мне и сказал: «Мы Живем Очень Хорошо. Как король и королевна, поняла? Ну, повтори».
Вывеска
На Мясницкой улице, в соседнем доме с «Независимой газетой» обнаружился ресторан под названием «Dantes». Точнее, в тот момент, когда я его обнаружила – в двадцатых числах мая – ресторана еще не было, а было только объявление, что туда идет набор персонала, поваров и официантов. Плохой признак; не думаю, что это будет выдающееся гастрономическое место, хотя поди знай. Открытие они подгадали ко дню рождения Пушкина, как будто нарочно.
Дантес – главный злодей в истории русской литературы, имя его – жупел. Мои друзья выпускали когда-то контркультурный журнал с таким названием – идеальное, согласитесь, название для контркультурного проекта. Типа сразу предупреждаем, мы такие провокаторы. Опять-таки: красиво. Французские имена на русский слух вообще звучат как музыка. Эдмон Дантес – это будто из романа Дюма. Если согласиться с тем, что пушкинская дуэль напоминает самоубийство, то Дантес, выходит, не более чем орудие. Смертельная рана в живот удовольствие так себе, но орудие-оружие самоубийства Пушкин выбрал со вкусом, как денди – изящное, французское; так что Дантес хоть и злодей, но фигура романтическая. Конечно, я не очень-то представляю, как в кафе с таким названием придут откушать кофе с круассаном или фуа-гра с эскарго профессора и доценты Института, к примеру, мировой литературы. Но и в заведении с названием «Пушкин» на углу одноименной площади и Тверского бульвара они тоже не стали, мягко говоря, завсегдатаями. Хотя не факт, что им бы там не понравилось: по сути карнавал кафе «Пушкин» (на вывеске есть старорежимный ер в конце, но это почему-то бесит) не так уж сильно отличается от тех карнавалов, что устраивают в Пушгорах; ряженые ливрейными лакеями официанты могут переборщить с «пожалуйте, сударыня», но хоть не пытаются с чувством декламировать стихи – уже хорошо… Вот с кем ведет игру этот новоиспеченный «Дантес» – с кафе «Пушкин». Оно хоть и потускнело немного, но все же еще долго будет одним из главных и даже легендарных московских ресторанов. Пушкин, кстати, рестораны очень любил. Не знаю, конечно, как бы он отнесся к вывеске на Мясницкой. Может, подумал бы, что Дантесом зовут француза-ресторатора, не более того… В 1999-м, когда с нечеловеческим треском и блеском праздновался двухсотлетний пушкинский юбилей, я довольно часто представляла себе: а вот как бы ему-то самому все это показалось? Например, его профиль с лирой и гусиным пером на палатках с хот-догами: ну, вот как?