Спустя какое-то время, разувшись и сняв тёплые куртки и бушлаты, четверо авантюристов устроились полукругом рядом с костром. Спун тоже был в тепле, но привязанный к дереву, под присмотром Фифи.
– Зря мы развели костёр, – просипел Юстас, – теперь все зверушки знают, что мы здесь. И мы дымом провоняем, вы же понимаете?
Лорн оглядел своих товарищей, надеясь, что один из них скажет Юстасу, почему тот неправ, но все были слишком заняты распаковкой лимонных фудбаров, по одной упаковке на каждого.
– Ну, во-первых, ветер дует… в нашу сторону. Во-вторых, ночью более всего активны хищники, а это нам как раз и нужно. Верно я говорю, Рэнк?
– Угу. Тем более что мы совсем неглубоко ушли в лес, звери тут не ходят.
– Как не ходят, я ж видел тут рядом кабаньи следы…
– Юстас, а ты чё такой умный? Сказано ж тебе – срать на костёр, поголодаем если что. А волчара сам придёт, верно, Рэнк? И как те это вообще в голову пришло – оборотень!
– Да, Рэнк, расскажи нам, – Боб с опозданием подключился к беседе, так как отвлёкся на кормление своей верной гончей.
Лесничего начинало раздражать пренебрежительное отношение к цели опасного похода, но поддержание беседы, похоже, входит в его обязанности как инициатора. Что ж, они имеют право знать, какая муха его укусила, может даже поверят на слово. И, во благо предстоящей охоты, ему стоит избегать таких высказываний «я сам не уверен» и «мне чутьё подсказало».
– Я отираюсь тут уже семь лет. У меня нет ни семьи, ни друзей, и живу я один. Но мне здесь на самом деле нравится, я люблю деревья, животных… это, наверное, потому что они не разговаривают. По работе приходится много ходить, и в такие моменты в голове роится куча мыслей… что там за поворотом, какие люди живут в том доме, чем они занимаются. Знаете, это как когда проезжаешь на машине мимо этих придорожных торгашей, которые толкают гигантских плюшевых медведей и пакеты с кукурузными палочками, и начинаешь думать, что в них, наверное, наркотики перевозят.
– Артерии нашей экономики, – пошутил Лорн, вернее, сделал вид что пошутил. – Ну, продолжай давай.
Сконцентрировав внимание на вздымающихся в ночное небо искрах, Рэнк продолжил.
– Мне деревенские всегда казались чересчур отстранёнными, даже больше чем я. Вроде как что-то скрывали…
– Извиняй, я опять тя перебью. Мне просто интересно, ты вот всех подозреваешь во всяком, а на себя-то в зеркало смотрел? Ты ж вылитый серийный убийца-шизофреник.
– А ведь и правда, очень похож, – поддержал шутку Боб, вернее, сделал вид что это шутка.
– Ой, да идите вы.
– Не надо отпираться, Рэнк, признайся, что просто хотел по-тихому замочить всех нас во сне и закопать в этом лесу.
– Очень смешно. Ну так расходитесь по домам, я вас не держу. Уговор вы знаете – берите что хотите и не попадайтесь мне больше на глаза. Это, конечно, если меня тут не сожрут, и я потом выйду на работу.
Охотники притихли, даже Юстас прекратил ёрзать на своём бревне, пусть и очень хотел вернуться со своей винтовкой – ещё один неочевидный претендент в маньяки, подумал Рэнк. Но кто бы на самом деле ни являлся кровожадным мясником, всем стало ясно, что это не лесничий. По тому, как и с каким лицом он говорил, можно было с уверенностью сказать, что он совершенно серьёзен в своём намерении отыскать зверя, кем бы он ни был на самом деле. Проще говоря, Рэнк из тех людей, которые ужасно злятся, когда их клеймят почём зря.
